– Ты можешь в нем, конечно, не участвовать, – пояснил Квинт. – Дело добровольное. Но если не скинешься, тебя потом свои же со свету сживут. Таков обычай.
Федор молчал и прикидывал, сколько же денег уйдет на такие «подарки».
– Кроме того, – продолжал просвещать его Квинт, забивая очередной кол в гнездо, – не забудь, что к жалованью иногда перепадают всякие выплаты от государства.
– Это какие? – полюбопытствовал Федор, сам кое-что припоминавший по этому вопросу.
– Ну, например, выбрали нового консула диктатором, а он с нашей помощью разгромил войско разгулявшихся галлов. Ему – триумф[41] в Риме, нам с тобой от него – кошелек, набитый ассами или даже серебряными денариями[42]. Ну, а если мы с ним город богатый взяли, и дело дошло до дележа военной добычи[43], тут уж совсем здорово. Правда, и здесь центурионам выгоднее. Нам с тобой после победы по одной доле добычи полагается, центуриону – двойную долю солдат, а Памплонию – вообще двойную долю центурионов. Вот так, брат Тертуллий! Если что-нибудь из этого нам с тобой в ближайший год перепадет, считай, денег у тебя будет столько, что можно запросто ехать в Рим и гулять там по борделям целый месяц. Если Гней отпустит. Ха!
Размечтавшийся Квинт даже развеселился, позабыв ненадолго про тяготы и лишения.
Глава четвертая
Мedicus
На следующее утро они разобрали лагерь и снова отправились в поход. Пройдя на сей раз километров тридцать при полном параде, манипулы опять воздвигли лагерь на холме, недалеко от берега, и заночевали в нем. А с рассветом, подкрепившись грубой походной едой, разделились на две небольшие армии. Одна из них осталась в лагере и приготовилась к обороне, а вторая, под звуки флейтистов и горнистов, постоянно сопровождавших морпехов, ринулась на штурм. Федор смекнул, что начались тренировки, приближенные к боевым действиям.
Морпехи атаковали крепость силами трех манипул. Одной из них командовал передний центурион Гай Флавий Кросс с корабля «Сила Тарента», второй – Луций Альтус Мусс, предводитель манипулы с квинкеремы «Tonitruum»[44], и, наконец, третьей по счету, но первой при построении, командовал сам Гней Фурий Атилий.
Защищать лагерь выпало солдатам с кораблей «Praedatoris»[45] и «Letifer»[46]. Бойцами на первом командовал кривоногий Клавдий Пойдус Григ, а на втором – бочкообразный Филон Секстий Требониус. Тренировочная база являлась точной копией стандартного римского лагеря на марше, только уменьшенной в три раза. Поэтому двух манипул вполне хватало для отражения учебной атаки.
– У вас в руках настоящее оружие, – рявкнул напоследок Гней, прохаживаясь перед строем. – Вы должны привыкать к нему. Но смотрите, не отрубите кому-нибудь башку. Сегодня мы бьемся на берегу и вполсилы. Пилумы оставить здесь. Никаких ран. Разрешаю только небольшие увечья. Можете свернуть кому-нибудь челюсть в рукопашной, и все. Сбитый с ног и обезоруженный противник считается мертвым.
Центурион остановился и обвел стоявших перед ним легионеров грозным взглядом.
– Вы должны только спихнуть противника со стены и прорваться в лагерь. Это уже победа. Все. Вперед, ублюдки! До венков вы еще не доросли[47], но тому, кто первый ворвется в лагерь, утраиваю жалованье за сегодняшний день.
Ответив командиру мощным ревом нескольких сотен глоток, морпехи, вооруженные, кроме прочего, лестницами, пошли на штурм, потрясая оружием. Две первые манипулы, развернув все центурии в линию, устремились к лагерю с фронта, а третья пока оставалась в резерве. Гней Фурий Атилий сам повел свою манипулу в бой.
Федор, затянутый в панцирь, со щитом и мечом, быстрым шагом маршировал в передней шеренге с Квинтом. По лицу моряка из Бруттия, едва видневшемуся из-под нахлобученного шлема, становилось ясно, что ему не терпелось взобраться первым на стену. Но и Федор не отставал. Не из-за денег. Просто не привык топтаться среди последних.
Ближе к стенам походной крепости манипула перешла на легкий бег.
– Раздвинуть строй! – крикнул Гней, останавливаясь на краю рва.
И тотчас центурии расступились на несколько мгновений, выпустив вперед бойцов с небольшими, длиной всего метра три, лестницами. Они почти добрались до стены, спрыгнули в ров и приставили лестницы с крюками на концах к частоколу. А центурии с воплями бросились на приступ. К счастью, стена из кольев, окружавших лагерь, высотой не отличалась – она прикрывала оборонявшихся по грудь. Но был еще ров, который добавлял трудностей.
41
Полководец, выигравший войну с внешним врагом, получал право на «Триумф» – так называлось торжественное шествие, в котором полководец в лавровом венке и пурпурной, украшенной золотом тоге, на колеснице въезжал в Рим в сопровождении победоносного войска. Шествие кончалось у Капитолия, где совершалось торжественное жертвоприношение. «Малый триумф» – назывался «Овацией». В этом случае полководец вступал в Рим верхом на коне или пешим. На голове его был надет миртовый венок, а сам он был одет в обычную тогу.
42
Известно, что Цезарь выдал своим солдатам 500 денариев на каждого в 708 г. от основания Рима, Август – 2500 в 711 г., Тиберий в начале своего правления – 62 с половиной денария и т. д. При республике такие выплаты тоже производились регулярно.
Строго говоря, денарии появились чуть позже времени действия романа, примерно с 213 г. до н. э. Но точность даты является весьма условной, изменения системы происходили медленно, а для исторической эпохи период всего в 7–10 лет означает не очень большую погрешность. Поэтому в интересах действия допустимо считать, что серебряный денарий уже введен в обращение.
43
Несмотря на то, что военная добыча была по закону исключительной собственностью государства, часто случалось, что она частично распределялась между солдатами и офицерами после победы.
47
Римляне не только наказывали, но также имели систему поощрений. За выдающуюся храбрость награждали золотым венком. Такие венки вручались первому, кто взбирался на крепостную стену во время осады укрепленного города (corona muralis) или штурма лагеря противника (corona vallaris). Если солдат спасал жизнь другого воина, его награждали дубовым венком (corona civica), который вручал ему сам спасенный. С этого момента и до конца жизни он должен был относиться к своему спасителю как к родному отцу. Военачальника, который спас армию, обычно награждали corona obsidionalis (букв. «венок за освобождение от осады»). Этот травяной венок был самой желанной из всех наград.