Федор не спросил его имени, но по рангу тот просто не мог быть бедным и наверняка оброс связями среди командования легиона. И если бы захотел, то обоим рядовым корячился бы скорый триндец. Этот конник наверняка якшался и с Гнеем, и даже, скорее всего, с самим Марком Памплонием. Бордель-то, как выяснилось, был не из дешевых. В первый раз Квинт зашел сюда, чтобы похвастаться перед другом уровнем заведения. Даже последних денег не пожалел. А, обрадовавшись, что теперь обещал заплатить сам друг, затащил его сюда и во второй раз. Хотя морпехи могли бы легко отдохнуть где-нибудь и в три раза дешевле.
Но Федор не обижался. Комплексы вырвавшегося на свободу крестьянина, любившего отдыхать за чужой счет, ему не претили. В конце концов, если бы не Квинт, он внедрялся бы в местную жизнь гораздо дольше. Да и сам Чайка не брезговал выпить на халяву, если угощали. Кто же откажется от халявы? Хотя в глубине души он предпочитал пить на свои, чтобы не оставаться в долгу. Федор вообще не любил ни долгов, ни кредитов. Так уж был устроен. Долг – это рабство. Особенно в той жизни, куда он чудом попал.
Впрочем, расслабиться бывший сержант, а ныне рядовой морпех в категории armatura, все же успел. В перерывах между заходами, слушая стоны из-за стенки, даже поговорил с Фульвией по душам. Оказалось, что девчонке восемнадцать лет и ее продал сюда родной отец.
– Как это продал? – не поверил своим ушам Федор.
Они лежали на широкой кровати, прикрывшись невесомым покрывалом, и попивали терпкое красное вино. На дворе стояла глубокая ночь, в комнате же горело несколько свечей, разгоняя кромешный мрак.
– Вот так, – ответила Фульвия, и сержант ощутил, как она вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. – Взял и продал, когда мне исполнилось пятнадцать. Получил за меня хорошую цену от Манилия. Я оказалась лишним ребенком в семье.
– Как это лишним? – этот мир удивлял Федора все больше, и порою он чувствовал себя глупцом. – Разве бывают лишние дети?
– Конечно, бывают, – Фульвия состроила гримаску, а сержанту показалось, что она сейчас заплачет. – Когда ребенка не могут прокормить, в Риме его просто выбрасывают на улицу. Умирать. Там живет много людей, и каждый год рождается огромное количество никому не нужных девочек. Мне еще повезло, что в этот день по улице проходил Манилий, посетивший столицу. Он выкупил меня у моих родителей. Иначе я давно умерла бы с голоду.
– Какие же это люди? – пробормотал Федор. – Это звери какие-то. Разве же можно так… с детьми.
– У нас всегда так поступают, – шепнула девушка и удивленно обернулась к Федору, – это нормально. А у вас, что, не так?
Он помолчал некоторое время, затем нехотя сказал:
– Да всякое бывает, и детские дома переполнены. Но так, чтобы прямо на улицу детей выбрасывать – это нужно редким извергом уродиться.
Он допил вино, поставил чашу на столик и вскинулся, ощутив на себе взгляд. Фульвия пристально смотрела на него.
– А ты сам-то, Федр, откуда? – спросила она, отважившись. – Нам запрещено беспокоить… клиентов… вопросами, но все же…
– Да ладно, – махнул рукой Чайка. – Я издалека. С севера.
– Из Этрурии?
– Еще дальше.
Девушка снова посмотрела на него, но на этот раз в ее взгляде промелькнул испуг.
– Так ты галл?
– Что вы все заладили – галл да галл! – разозлился он. – Боитесь вы, смотрю, этих галлов.
– Просто за границей Этрурии живут только галлы, – пролепетала девушка, протянула к нему руку и осторожно погладила по голове. – А ты высокий, выше римлян, и волосы у тебя светлые. Вот я и решила, что…
– Да не галл я, – перебил ее Федор. – За северными перевалами ведь не только галлы живут. За ними еще много народов обретается. И мой среди них.
Но вряд ли девушка что-нибудь поняла из его невнятных объяснений. Тогда он налил себе и ей еще вина. Осушил свою чашу залпом, заел сочным персиком. Фульвия пила осторожно, мелкими глотками.
– Послушай, а ты что – из самого Рима? – Федор опять завел разговор о прошлом.
– Да, – кивнула девушка, – но я уже почти забыла, как он выглядит. Помню лишь огромные площади и высокие каменные дома. Толпы людей в пурпурных тогах на каменной мостовой. А также множество колесниц, в которых разъезжают знатные граждане. Но я редко бывала в дорогих кварталах, мы с семьей жили на окраине, у самых крепостных стен. Наверное, потому мне этот блеск и запомнился. А еще я помню, у меня остались там две сестры и брат.