«До сих пор будущее считалось столь же реальным, как и прошлое, и единственным индикатором течения времени служило неубывание энтропии. Однако открытие принципов квантовой механики, которое нарушило абсолютность причинно-следственных связей, изменило также и понятие реальности будущего. В малых масштабах события не подчиняются детерминистским законам, и, следовательно, об «определенности» событий микромира можно говорить только в статистическом смысле. Лишь в состоявшемся будущем вероятность может и должна быть заменена определенностью. Классическое понятие элементарных частиц сохранится без изменений в новом пятимерном континууме. Но при рассмотрении этого гиперпространственно-временного континуума следует учитывать наличие бесконечного числа конфликтующих возможных Вселенных, лишь одна из которых описывает физическую реальность в области пересечения геодезических этих миров с плоскостью настоящего. В настоящей работе представлены математические обоснования новой теории».
Конфликтующих возможных Вселенных!
Эти слова буквально потрясли Ланнинга. Вот он — проблеск света в окружающей тьме. Похоже, он нашел, кому исповедаться. Дружище Уил — единственный человек, который сможет понять его, сможет объяснить, видел он Зорану и Летони на самом деле или их визиты — лишь плод больного воображения.
Не откладывая дела в долгий ящик, Ланнинг взялся за перо и написал обо всем Маклану. В конце концов, несмотря на задержки военной цензуры, он все-таки получил из Америки ответ — собственное письмо с пометкой: «Адресат выбыл». В ответ на его запрос университетское начальство проинформировало Ланнинга, что Маклан отказался от должности, чтобы без помех заняться самостоятельными исследованиями. Адреса он не оставил.
Ланнинг вновь остался один в темноте коридора времени, и фонарь его продолжал выхватывать из тьмы одни только военные сцены. Так продолжалось до тридцать седьмого года, когда Jiao Меньшан отыскал друга в Лозанне.
Телеграмма пришла, когда Ланнинг оправлялся после ранения и писал очередную книгу. В колене у него прочно засел осколок немецкого снаряда — память о войне в Испании.
Новая книга представляла собой философское исследование тенденций современного мира. Ланнинг считал, что совокупное влияние добра и зла должно, в зависимости от преобладания одного из этих компонентов, либо повести мир по пути технического прогресса, либо отбросить его назад, к дикости и невежеству средневековья.
«Денни! — гласила телеграмма. — Мой старый амери-. канский друг! Ты снова нужен человечеству. Прилетишь к нам в Китай?»
Ланнинг всегда был человеком действия. Сражения давно уже стали для него единственным эффективным средством от тяжелых мыслей. А газеты в последние дни только и писали, что о разорванных бомбами женщинах и детях. У Ланнинга кровь стыла в жилах от этих статей. Поэтому он отложил до лучших времен книгу о вечных проблемах, махнул рукой на свое больное колено и улетел в Каир, откуда уходили самые быстрые пароходы на Восток.
Глава четвертая. Корабль мертвецов
Крылатая смерть снова воцарилась в воздухе. По всему городу выли сирены, предупреждая о «пей чи» — «летучих машинах». Перепуганный Шанхай погрузился во тьму, но там и сям уже расцветали яркие цветы разрывов. А на севере города, в Чапей, и на востоке, в доках Вангпу, падали первые японские бомбы.
Припадая на негнущуюся ногу, превращенную немецким снарядом в своеобразный барометр (всякий раз при перемене погоды колено начинало болеть), Ланнинг спешил через летное поле к шеренге древних самолетов. Аэродром находился к югу от города, в местечке под названием Люнгва. Ночной холод разогнал последние остатки сна, и Ланнинг только поеживался, прислушиваясь к перестрелке в небе.
Лао Меньшан уже стоял у машины, меланхолически покручивая на запястье наручные часы. В их экипаже он был стрелком. Увидев друга, Шан крикнул сквозь шум моторов:
— Наши командиры слишком самонадеянны. Мои часы остановились, когда упала первая бомба. Очень плохое предзнаменование.
Старательный английский лишь усиливал серьезность его тона. Ланнинг, как и все пилоты, никогда не смеялся над чужими предчувствиями. Но на этот раз он улыбнулся:
— А знаешь, Шан, что древний воин Иисус Навин остановил солнце и удерживал на месте, пока его армия не победила? Чем не предзнаменование? Пойдем!
Китаец натянул шлем и пожал плечами:
— Я думаю, мы просто не вернемся из этой битвы. Что ж, раз мне суждено умереть за свободу Китая...