– Ничего, Ландсберги никогда не оглядывались! – утешал младшего брата Генрих. – В чем дело, в конце концов?! Ты пройдешь весь курс вольноопределяющегося, зато потом, став офицером, будешь посмеиваться над неженками из юнкерских училищ.
Карл слушал, и ему казалось, что брат больше утешает себя, нежели его. Через три дня Генрих уехал, оставив Карла в присутствии казарм лейб-гвардии Саперного батальона, где тому и предстояло в течение двух с половиной лет постигать премудрости военной профессии.
Впрочем, первую премудрость ему пришлось постичь буквально в первый день. То ли старший брат что-то не понял, то ли произошла какая-то армейская неразбериха – однако уже в полдень выяснилось, что число мест в казармах для вольноопределяющихся меньше, чем самих «вольноперов». И тем, кто не попал в списки, придется все время обучения жить на съемных квартирах за свой счет.
Фельдфебель, сообщивший юношам эту новость, поинтересовался – все ли господа вольноопределяющиеся имеют в Петербурге жилье либо родственников? Не имеющим после обеда было предложено свободное время для поисков комнаты – причем фельдфебель подчеркнул, что в их же интересах найти жилье поближе, ибо занятия у «вольноперов» начинаются в 7:30 утра, а до этого времени нужно еще успеть переодеться в форму и позавтракать.
Кто-то спросил – а к чему каждый день два раза переодеваться? Раз им выдадут форму, значит, в ней можно будет ходить и на занятия, и домой…
– Забудьте об этом, господа вольноопределяющиеся! – трубил фельдфебель, отбивая такт речи ударами кулака в ладонь другой руки. – Форма гвардейского сапера ко многому обязывает! Прежде вам нужно научиться ценить ее, чистить и содержать в порядке. Выход в город в форме – все равно что первое причастие! Это надо заслужить!
…Карлу Ландсбергу повезло. Выйдя на поиски жилья из Саперного переулка, где находились городские казармы батальона и, не пройдя и трехсот шагов, юноша обнаружил переулок, более похожий на прорубленную меж высоких домов щель. Переулок назывался Басковым, и Карл свернул в него, от души надеясь, что ему удастся избежать расспросов сурового обличья дворников, дремавшим в каждой подворотне. При звуке шагов эти мрачные фигуры оживали, начинали шаркать метлами и глядели на всякого прохожего, нарушившего их уединение и дрему, с явным неудовольствием.
К счастью Карла, уже в крайнем окне второго с угла дома он углядел вожделенный билетик:
«Сдается комната для одинокого холостого господина».
Шаркнув ногой перед вышедшей на звонок старухой и покраснев, Карл заявил, что желает знать условия сдачи комнаты внаем. Старуха, однако, начала расспрашивать юношу – кто он да откуда, да за какой надобностью ему понадобилась комната в этом тихом переулке. Хмурясь, она пытала: нет ли у искателя жилья многодетных родственников, и не учится ли будущий жилец игре на каком-либо музыкальном инструменте?
Расспросы старухи прервал незаметно подошедший невысокий толстенький господин в шинели с пуговицами медицинского департамента и свежими газетами под мышкой. Он и оказался хозяином квартиры, вернувшимся с утренней прогулки отставным надворным советником Власовым.
– Юнкер? Будущий сапер? Похвально, молодой человек, весьма похвально! Я беру по полтора рубля в месяц летом и по два рубля зимой, ввидах необходимости отопления в холодное время. Вас такие условия устраивают, молодой человек? Впрочем, иных вы в наших «палестинах» и не сыщете! Пойдемте, посмотрите комнату. Только учтите: в случае найма я беру с постояльца оплату за два месяца вперед!
Шагая следом за Карлом, хозяин выпытывал: может быть, господин юнкер стеснен, по молодости лет, в средствах? Извольте, в таком случае он выразил готовность сбросить двугривенный с квартплаты и из «дровяных» пятачок. Ах, «вьюнош» может позволить такую плату? Ну, как угодно, как угодно!
Сжимая в кармане пятирублевую ассигнацию, оставленную ему братом до следующей оказии, Карл ужасно стеснялся разговорчивого хозяина и самих разговоров о деньгах, и уже начал отвечать по-военному – «так точно» и «никак нет!», чем привел хозяина в восторг. Старуха-прислуга была отправлена за свежими булками к чаю, в кухне зашумел самовар, а Власов продолжил расспросы, попутно сообщая сведения о себе и соседях.
Выяснилось, что Власова зовут Егором Алексеевичем, что он холостяк, а своих деток ему Бог не дал. Что он двадцать лет прослужил по медицинской части, в Аптекарском департаменте, и вот уже два года в отставке. Старуху-прислугу Семенидову он, хозяин, зовет Шуркой, однако молодому человеку лучше называть ее Александрой.