– Вы предлагаете мне стать бесстрастным свидетелем минутного порыва отчаяния молодого человека? А на тот случай, если у него не хватит духу покончить с жизнью, то этот дух призваны поддержать его боевые товарищи? Извольте дать мне свое письменное указание на сей счет, ваше высокопревосходительство!
– Да не мое! Не мое это указание, Иван Дмитриевич! – закричал в голос Зуров. – Понимаете – не мое! Но самоличное! – градоначальник вернулся за свой стол, встал, опершись о него пальцами, и повторил уже почти просительно. – И не только мое – имейте это в виду! Даже не указание, если уж на то пошло, а… высказанные государем мысли вслух, что ли. В общем, вы свободны!
До прихода поезда Путилин успел переброситься несколькими фразами с двумя явившимися к тому же времени офицерами-саперами и дать распоряжение своей команде агентов, прибывших на Варшавский вокзал столицы на двух линейках. Офицеры были неразговорчивы, сыщики деловиты и собраны.
Когда паровая машина, удушливо шипя и плюясь во все стороны дымными и паровыми струями, подтащила к дебаркадеру пассажирский состав, Путилин уверенно пошел к третьему вагону. Офицеры следовали за ним в двух-трех шагах. Агенты и сыскные – кто с дворницкой бляхой, кто в полотняном переднике вокзального носильщика, кто под видом ротозеев – плотно взяли дебаркадер в кольцо.
Путилин, одетый в партикулярное платье, обращал здесь на себя внимание разве что своими диковинными пушистыми бакенбардами. Ландсберг с небольшим саквояжем в руке – Путилин узнал его по повязке на правой кисти и, разумеется, мундиру сапера, выйдя из вагона, смотрел только на двух своих однополчан.
– Господа! А вы-то здесь какими судьбами?! – удивился Ландсберг, и в этот момент Путилин, приблизившись, легко тронул офицера за локоть.
– Господин Ландсберг? Карл фон Ландсберг? – Путилин всматривался в лицо человека, знакомое ему по фотопортретам – и не узнавал его.
Глаза. Они жили на лице Ландсберга своей обособленной жизнью. Менялась мимика лица – от удивления по поводу встречи с однополчанами до недоверчивости к незнакомому человеку, неожиданно назвавшему его по имени. Глаза цвета холодной стали при этом ничуть не менялись – они смотрели так же отрешенно и как бы сквозь человека. Что-то дрогнуло в лице офицера, когда остановивший его, незнакомец мягко, но настойчиво повторил:
– Изволите быть Карлом фон Ландсбергом?
– Да, это я… Простите, но с кем имею честь?
– Я тайный советник Путилин. Начальник Сыскной полиции Санкт-Петербурга.
– Ах да, полиция! – Ландсберг словно бы и не удивился неожиданной встрече и замолчал, глядя себе под ноги.
– Вы задержаны, господин фон Ландсберг! – От того, что на портупее офицера не было кобуры с тяжелым револьвером, Путилин почувствовал себя гораздо увереннее. – Причина вам должна быть известной. Предупреждаю: вокзал оцеплен, бежать и сопротивляться не советую. Надеюсь, вы не желаете публичного скандала?
– Ничуть…
– Тогда предлагаю пройти вместе с господами офицерами, экипаж ждет вас. Сначала проедем в казармы батальона, там с вами желают поговорить. Желаете объясниться со мной – побеседуем по дороге. Будьте благоразумны, господин фон Ландсберг! – последнюю фразу Путилин произнес чуть громче – видя, что офицер оглядывается, будто проверяет его утверждение об оцепленном вокзале.
Пожав плечами, Ландсберг послушно направился за Путилиным к нескольким экипажам, стоявшим у вокзала отдельной группой.
– Вы обвиняетесь в том, что насильственно лишили жизни отставного надворного советника Власова и его прислугу, мещанку Семенидову, в его квартире в Гродненском переулке, – дождавшись, пока Ландсберг заберется в экипаж, произнес Путилин.
– Какая чепуха! – фыркнул было один из встретивших офицеров. Второй сжал ему локоть. Ландсберг хотел что-то сказать и даже приостановился, но потом махнул рукой и отвернулся.
Сыщиков, ехавших на пролетках следом за арестованным, на территорию батальона и в казармы не допустили. Путилина, шедшего чуть позади Ландсберга, в приемной полковника Кильдишева мягко придержали за локоть.