Помогло Карлу то, что в самом начале лета 1875 года неотложные дела призвали Кауфмана из далекого Туркестана в Петербург. Эта командировка было генералу не ко времени: во вверенном его попечению крае было крайне неспокойно. Торопясь закончить в столице все дела и поскорее отправиться обратно, Кауфман до предела сократил список обязательных визитов и даваемых аудиенций. Многих визитеров отсеивали его адъютанты и порученцы, а из ежедневно подаваемого ими списка просителей Кауфман собственноручно вымарывал, как правило, больше половины имен, порой весьма «громких».
Однажды, просматривая уже изрядно «прореженный» адъютантами список лиц, добивающихся его аудиенции, генерал-адъютант увидел уже вычеркнутое кем-то из них знакомое имя. Фон Ландсберг, претендент на офицерский чин, из вольноопределяющихся.
Генерал неистово затряс колокольчиком. Удивленному и испуганному дежурному офицеру он велел разыскать сына Ландсберга-старшего, человека, которого он глубоко уважал.
Пока порученцы метались по столице в поисках какого-то «вольнопера», Кауфман с грустным удовольствием вспоминал давние годы знакомства с его отцом…
Главным противником Кауфмана, считавшегося во время своего губернаторствования на Северо-Западе фактическим наместником императора, была помещичья вольница. С противниками реформ наместник обходился довольно жестко. Столь же жестко и без оглядок на оппозицию Кауфман проводил в этих краях и крестьянскую реформу государя.
Отец Карла Ландсберга оказался едва ли не единственным в Ковенской губернии помещиком, воспринявшим реформу не враждебно, а с пониманием. Исполняя Высочайший Указ, он выделил освобожденным крестьянам земельные наделы, безоговорочно признал дарованные царским Манифестом крестьянские права. Безоговорочному принятию Ландсбергом реформ был немало удивлен и сам генерал-губернатор Кауфман. И как-то раз, будучи с инспекционной поездкой в Шавлинском уезде Ковенской губернии, он нарочно завернул в поместье Ландсбергов.
Его приняли здесь радушно, но без подобострастия. В ожидании ужина хозяин предложил генерал-губернатору партию в шахматы. Будучи незаурядным шахматистом, Кауфман в этот раз играл невнимательно и сразу допустил несколько серьезных просчетов.
– Почему вы не противодействуете крестьянской реформе, герр Ландсберг? – наконец спросил он у хозяина.
– Ваше сиятельство изволили воевать на Кавказе? – помолчав, вдруг неожиданно ответил старый Ландсберг. – А доводилось ли вашему сиятельству мочиться в горах?
Он, к ужасу свиты Кауфмана, выразился, гораздо прямее, по-солдатски. И, не дожидаясь ответа, продолжил:
– Смею предположить, что, облегчая свой мочевой пузырь, вы никогда не делали этого против ветра, ваше сиятельство! Такие попытки обречены на конфуз. Так и со мной, ваша светлость: никто не осмелится назвать фон Ландсберга трусом. Но ссать против ветра – не храбрость, а глупость. К тому же мои предки, отдавая шпагу царю Василию, поклялись всегда быть верными слугами своему сюзерену.
С того памятного визита и до конца своего генерал-губернаторства на Северо-Западе фон Кауфман пользовался всякой оказией, чтобы хоть ненадолго завернуть в поместье фон Ландсберга…
…Карла каким-то чудом все же разыскали. Поговорив пять минут с молодым кандидатом на офицерскую должность, Кауфман спросил прямо – не желает ли Карл, чтобы он, в память об его отце, исхлопотал ему место в столичном гарнизоне? Карл покраснел и попросил у генерал-губернатора другой милости – быть причисленным к одному из отрядов, направляемых в Туркестан, на подавление бунтовщиков в Хиве.
– Но у нас там идет настоящая война, молодой человек! Там мало возможностей сделать карьеру, зато много шансов потерять голову! – поднял брови Кауфман.
– Мне нужна не карьера, а боевой опыт под вашим предводительством, ваше сиятельство!
– Вот единственная милость, которую в роду Ландсбергов просят у власть имущих, господа! – Кауфман поглядел на свою свиту с торжеством.
И уже на следующий день Карл фон Ландсберг, причисленный к 7-й Саперной роте, самолично старательно пришивал к мундиру и белой форменной полевой рубахе погоны прапорщика. А потом написал письмо домой:
«Дорогой Генрих, волею Божией я закончил школу вольноопределяющихся. Сумма набранных мною баллов за успеваемость и экзамены удержала меня в первой пятерке моих товарищей, которые готовятся нынче к экзамену на первый чин гвардейского офицера. Это будет происходить на военных сборах, в православный праздник Преображения Господня, т. е. 6 августа. Сборы всех петербургских юнкеров проходят в Красном Селе, в присутствии и с благословения Государя Императора. После экзамена всем будет выдано по 400 руб. подъемных и предоставлен 28-дневный отпуск.