— Это точно. Болтливость — мой враг. Знаешь историю о болтливом черепе?
И убедившись, что она не знает, я начал рассказ. Так как он не содержал секретных сведений, я перешел на английский.
Пока я рассказывал, официант выполнил заказ. Так что последующий разговор шел за едой.
Мне спешить было некуда, так что у нас было достаточно времени для размышления.
— Ты не перестаешь меня удивлять. Однако вернемся к нашим баранам. Ты не Артур. — Она смотрела на меня в упор.
— Рад слышать, что меня уже в этом не обвиняют.
— Только полный идиот мог бы сделать прямой нос орлиным и вставить кривые зубы.
— Спасибо за комплимент, — ответил я на редкость мягко.
— Только не обижайся. Это я так, констатирую факты.
— Еще раз спасибо.
Что еще можно было ответить в таких условиях?
— Еще раз, пожалуйста, — ответила она мне в тон, а затем, полностью изменив интонацию, добавила. — Итак, мы знаем, что ты — не Артур. Но мы не знаем, кто ты.
— Тут мы, знаешь ли, в равных положениях. Я тоже не знаю кто вы. И если на то пошло, то именно я могу делать вам предъявы: вы убили Томаса, который, кстати, был просто болваном.
— Предъявы, говоришь? И после этого ты утверждаешь, что не из России.
— Я ничего не утверждаю. И ничего не опровергаю. Так спокойнее.
— Тебе будет спокойнее, если ты выложишь все начистоту.
— А именно?
— Откуда у тебя документы Артура. И что он тебе о нас рассказал?
Этот вопрос, в который раз, поставил меня в тупик. Однако именно благодаря нему догадка молнией сверкнула у меня в мозгу. Тот миссионер в Африке, документы которого я позаимствовал и был тем Артуром, которого они искали. Черт! Я мысленно выругал себя за то, что уподобился тормознутым героям американских боевиков, не догадавшись об этом сразу. Значит, он в самом деле был мастером Синанжу. Бывает же такое совпадение! Однако правда состояла в том, что он действительно ничего мне не рассказывал. Точнее он умер раньше, чем успел мне что-либо рассказать. Однако. Оставалось только включить говорильник.
— Это документы миссионера, несущего свет в самые темные закоулки современности. И я действительно нес этот свет. Мои родители…
— Может, хватит? Я уже сказала, что нам известно, — она подчеркнула это слово, — что ты пользуешься документами Артура. Они мастерски сделаны и даже занесены во все компьютеры. И нас интересует, где их хозяин. Советую отвечать честно.
Что ж. Честность — лучшая политика. И я ответил.
— В Африке. Точнее — в Африканской земле. К сожалению, едва ли я сам отыщу его могилу, но могу заверить, ничего ценного при нем не было. И, кстати, убил его не я. Более того, я пытался его вытащить из принеприятнейшего положения.
— Можешь не оправдываться. Я уже не питаю к нему никаких чувств. Однако нам важно знать, что он тебе успел рассказать.
— Тебе честно сказать?
Она кивнула.
— Ничего.
Несколько секунд она зло смотрела мне прямо в глаза.
— Тогда откуда ты знаешь про Синанджу?
— Тебе честно сказать? — ответ повторялся, но опять был к месту. — Я ничего не знаю о Синанджу.
Кроме того, что почерпал когда-то из «Дестроера»
При слове «дестроер» она скривилась, но продолжала вопросительно смотреть на меня своими восхитительными серыми глазами.
Весь идиотизм положения только начал укладываться в моей голове. Значит, я воспользовался документами настоящего беглеца из Синанджу, а потом загрузил этого бедолагу Тома, что сам являюсь таковым. Еще нагнал, что сделал пластические операции и изменил узоры ладоней. Надо же так влипнуть!
— В это трудно поверить, — ответила она, когда моя пауза затянулась. Этот Том рассказал все точно.
— Мне самому трудно поверить. Но я чувствую себя, как герой детской сказки, который нашел древнюю книгу и вычитал из нее заклинания, делавшее любую изреченную им ложь правдой.
— Не совсем. Там было все на английском.
Я улыбнулся.
— Не надоело валять дурака?
— Нет. Особенно, что этот дурак сейчас — не я, — зачем-то у меня вдруг прорезался эстонский акцент.
— Однако нас все же интересует, кто ты? И на кого работаешь?
Вот! Это главное. Конечно, найдя, что мне удалось бежать, они должны были решить, что я — хоть и не из их компании, но все же — не фраер. Это хорошо. Сейчас мне предстояло тягаться с целой системой, о структуре которой я не имел ни малейшего представления. Ведь я даже не читал 'Дестроера'… (Что правда, то правда!) Однако и они не знали, кто я. Поэтому не стоило разубеждать их в моих мифических связях с очень прочной спиной.
— Знаешь, что я и усвоил за свою жизнь, и, в частности, за время общения с вами, так это то, что излишняя разговорчивость не способствует увеличению длительности жизни. Если бы я был Артуром, или хотя бы знал, кто он, разве я стал бы говорить это Тому? То-то. Неужели ты думаешь, что я что-то расскажу о настоящих делах?
— Я думаю, тебе придется. У нас длинные руки.
Усиливая сказанное, она наступила мне на ногу.
— И ноги, — ответил я и, убирая ногу, добавил. — У нас тоже.
— У кого?
— Тебе скажи. И ты захочешь.
— Что ж, тогда скажу я. Нам известно, что тебе удалось остаться живым, выпрыгнув с третьего этажа, неизвестно как перебраться через забор и загипнотизировать каких-то олухов из латинского квартала. Кроме того, твои веревки были явно перегрызены крысиными зубами.
— И это все я? Не могу поверить!
— Кто же ты?
— Я тот, кто идет своим путем, ниоткуда в никуда. Тот, кто ищет и находит, кто помогает, и получает помощь, — я пытался говорить как можно запутаннее.
— Ты всегда говоришь так изысканно?
— Нет, только когда гружу хорошеньких, — я замялся, не зная как сказать: девушек или женщин, и, наконец, нашелся — представительниц прекрасного пола.
— Рассматривать это как комплимент?
— Почему бы и нет? В отличие от тебя, я люблю говорить комплименты. Настоящие комплименты. Вспомни Окуджаву «Давайте говорить друг другу комплименты Ведь это все любви счастливые моменты»
Меня явно понесло на романтику. И, надо сказать, глядя на мою собеседницу, было от чего.
— Ты что, совсем охренел, — донеслось из глубин сознания. — Мало проблем?
— Да нет. Я же пока так, — начал оправдываться я.
— Не оправдывайся. И если не хочешь лишних проблем, закругляй разговор.
— Да ты сам охренел. Забыл, кто хозяин.
Это был самый веский аргумент, и сущность, читавшая мне нотации, удалилась восвояси.
Девушка помахала перед глазами рукой.
Видимо я ушел в себя до остекленения глаз. Я часто с головой уходил в себя и раньше, так что это было скорее естественно, чем странно.
Однако внутренний голос был все же прав.
— Ну что, — сказал я ей, — Не смею вас больше задерживать.