– Да, Юний, я, – гость кивнул. – Я оскорбил хозяйку, и Авл, ее супруг, сослал меня сюда, сказав ей, что продал на каменоломни. Видишь ли, я помогал хозяину в коммерческих делах, и он не хотел бы меня терять, если бы не Клавдия, матрона. Вот уж поистине чудовище! Хозяин так и не смог ее уговорить, а вчера я узнал от Астиния, что Клавдия намеревается вскоре посетить виллу. Авл не станет ссориться с нею из-за меня. Казнит – и вся недолга. Клавдия очень любит смотреть, как распинают непокорных рабов. – Лициний тяжело вздохнул и положил руку на плечо Рыси. – Идем, Юний. Научу тебя заворачивать тогу… Хотя кто сейчас носит эти тоги? Разве что в Риме, во дворце императора Александра, куда так стремится попасть наш хозяин, Авл Галлий Флор.
– Ты сказал, что собираешься бежать, – войдя в комнату Лициния, напомнил Рысь.
– Да, собираюсь, – тихо подтвердил тот. – И как можно быстрее. Не очень-то хочется оказаться распятым, знаешь ли.
– Так, может… – Рысь почти поверил ему, но все же немного замялся.
– Бежим вместе? – В глазах Лициния вспыхнула буйная радость. – Ты это хотел предложить?
– Ну да.
– Бежим… Вот тебе моя рука. Мы исполним свое дело, клянусь Везуцием!
– Клянусь Семарглом, – пожимая протянутую руку, негромко повторил Рысь.
– Послушай-ка, Юний… А правду говорят, что твой отец был вождем, рексом?
– Да, – подняв глаза, коротко ответил Рысь и исподлобья взглянул на Лициния – зачем он это спросил?
Уже у себя в каморке юноша усомнился: а правильно ли он поступил, доверившись этому привилегированному рабу? Может, было бы гораздо лучше свернуть ему шею? А коли не свернул, то… то стоит быть готовым ко всему. Кто знает, может быть, сейчас, под утро, ворвутся в комнату вооруженные стражи, схватят, заламывая за спину руки… и тогда распинать на перекладине будут уже не Лициния, а его, Рысь! Впрочем, что сделано, то сделано. Что ж, если Лициний предаст, пусть ворвутся – еще посмотрим, кто кого! Ему-то, Рыси, терять совершенно нечего…
Никто не ворвался. И вилик целый день вел себя как обычно, а встретившийся у таблиниума Лициний, словно бы не узнавая сообщника, скользнул по его лицу равнодушным взглядом и, вдруг оглянувшись, весело подмигнул, тряхнув светлыми кудрями. Значит, вот так вот! Бежим!
Ближе к ночи Лициний вновь заглянул к Юнию-Рыси. Уже говорили не таясь, более конкретно обдумывая пути и возможности бегства. Идею Рыси насчет пути на восток Лициний отверг сразу:
– Сам подумай, что говоришь, Юний! Ты же с востока, значит, тебя и будут ловить на дороге в Ротомагус и вообще в той стороне, как и меня – на южной. У Галлия Флора много соглядатаев и тайных слуг, не забывай: он же эдил. Нам нужно всех их обмануть, поэтому мы пойдем на север, в Алауну, там сядем на корабль до Белгики, где и простимся. Я пойду на юг, в Нарбоннскую Галлию, а ты… похоже, направишься в колонию Агриппина?
– Да, – кивнул Рысь. – Думаю, мне туда. А не слишком ли долго будет делать такой крюк?
– Лучше уж пойти обходным путем, чем быть сразу же схваченным, – убежденно отозвался Лициний.
Они бежали через неделю после этого разговора, за пять дней до майских календ. Укрылись среди навоза в большой крестьянской повозке, потом, не доезжая до Августодурума, спрыгнули – возница как раз отошел к ручью напиться. Спрятавшись в кустах, переждали, пока воз отъедет, выкупались здесь же в ручье, выстирали одежду и разлеглись на траве, подставив тела яркому солнцу. Воздух был свеж, вокруг, насколько хватало глаз, тянулись пологие, покрытые зеленью холмы, изредка перемежавшиеся дубовыми и буковыми рощицами. Кое-где росли раскидистые корявые сосны, а взбиравшаяся по склонам холмов дорога – прямая, словно стрела, – уходила куда-то к морю, откуда изредка налетали порывы влажного соленого ветра.
– Там и в самом деле море, Лициний? – Приподнявшись, Рысь вытянул руку.
Лициний кивнул:
– Да.
Рысь вдруг напрягся, вглядываясь в участок дороги, оставшийся позади:
– Кажется, всадники… Погоня?
– Так быстро? Не может быть. – Лициний вскочил на ноги, всмотрелся и неожиданно громко рассмеялся. – Это не за нами. Смотри, они охраняют обоз. Да и вряд ли будут перекрывать эту дорогу – путь в никуда. А вот в Августодуруме – во-он, видишь стены? – так там наши приметы скоро будет знать каждый. Нам бы побыстрей его обойти.
– Так что же мы тут сидим? – удивился Рысь.
– Одежда же еще не высохла.
– Ну и что? Высохнет и на нас. – Юноша быстро натянул узкую, еще сырую тунику, чуть пахнущую навозом. Все же не удалось ее как следует отстирать. Ничего, по пути выветрится.
– Ладно, идем, – одеваясь, покладисто согласился Лициний. – Если встретится кто любопытный – мы с тобой вольноотпущенники, идем в Алауну наняться на земляные работы, там как раз строят стену.
Рысь молча кивнул, и беглецы быстро зашагали дальше. Не доходя до Августодурума, они свернули на лесную дорогу, быстро превратившуюся в узенькую тропинку, со всех сторон окруженную густыми зарослями. Солнечно-веселая липа, желтый дрок, клены вскоре сменились могучими дубами и сумрачными корявыми елями. Идти стало труднее – то и дело тропу преграждали овраги и поваленные ветром стволы.
– Ты и в самом деле знаешь, куда идти? – когда остановились немного передохнуть, спросил своего спутника Рысь.
Тот лишь ухмыльнулся:
– Конечно! Я же здесь вырос.
Ответ этот что-то не очень понравился Рыси, впрочем, он не стал ничего говорить. Подкрепившись прихваченными с виллы лепешками и вареным мясом, беглецы напились из ручья и продолжили путь. Так никто и не встретился им на пути до самой ночи, лишь где-то далеко слева вдруг залаяли псы, полаяли и перестали. А когда наступили сумерки, беглецы увидели невдалеке за деревьями ярко пылающий костер. Он горел, сухо потрескивая и рассыпая искры, прямо на тропе, и Рысь предложил обойти кустами.
– Не стоит, – отмахнулся Лициний. – Это всего-навсего пастухи-галлы. Заночуем у них в шалаше, тут слишком много волков.
В этот миг где-то совсем рядом громко залаял пес. Затрещали кусты, и Рысь поднял прихваченную по пути палку. Выскочив на тропу, собака – большой, белый, с рыжими подпалинами зверь – оскалила зубы и угрожающе зарычала.
– Стой, Карах, – закричали сзади.
Пес оглянулся, вильнув хвостом. Вышедший из лесу здоровенный детина не внушал Рыси никакого доверия: красноносый, до самых глаз заросший густой темно-каштановой бородою, одетый в браки, с перекинутой через плечо козлиной шкурой и увесистой дубиной в левой руке, он больше напоминал разбойника, нежели мирного пастуха. Впрочем, Лициний, похоже, очень даже ему обрадовался:
– Приветствую тебя, добрый человек. Не видал ли ты здесь поблизости кервезию, украшенную веточками омелы?
Рысь с удивлением оглянулся на своего спутника. Насколько он знал галльский, кервезия – шапка из оленьей шкуры. Никакой такой шапки у Лициния не было, тем более – украшенной омелой. Чего ж он тогда спрашивает? Заговаривает зубы? Или просто нашел подходящую фразу для начала беседы?
Пастух – или разбойник? – вдруг волшебным образом изменился. Придержав собаку, широко улыбнулся, словно встретил самых близких своих родичей, гостеприимно пригласил к костру.
– Идем, идем. – Лициний потянул Рысь за руку. – Тут мы перекусим и выспимся.
Пожав плечами, Рысь послушно пошел к костру – судя по всему, пока никакой опасности не было. У костра сидели еще трое галлов – все в браках, один, постарше, в козлиной шкуре, а второй, ровесник ребят, голый по пояс. Волосы того, что постарше, были зачесаны назад на манер конской гривы, на поясе его белели птичьи черепа. Странная мода.
Галлы молча пригласили гостей к костру, накормили вкусной мясной похлебкой с каким-то травами и напоили хмельным сидром. Поговорили так, ни о чем: о ценах, о видах на урожай, о погоде. Похоже, пастухи не отличались особым любопытством, да и Лициний у них ничего не выпытывал. А ведь, наверное, стоило хотя бы спросить дорогу да и вообще побольше узнать о всякого рода слухах.
– Вряд ли они что знают, – устраиваясь поудобнее в шалаше, шепнул Лициний. – Это же пастухи, серость. Живут тут с апреля и почти до самой зимы, пасут своих коз.