О победе говорить покамест не приходилось, но тот, кого она воспринимала как Арона Крессара, начал, кажется, видеть в ней достойного противника. С изрядной долей высокомерия, а всё-таки. Так себе завоевание: то, что легендарный дианари перестал действовать нахрапом, наверняка говорило не об отступлении, а о смене тактики. Что ж, тем интереснее. Конрад любил повторять: "Противник лучший учитель, нежели союзник. Чем меньше снисхождения — тем лучше результат".
Разберемся, па. Презирать ТЕБЯ я не позволю никому. Я верила тебе всю свою новую жизнь — поверь и ты мне. Договорились?
Сброд. Впрочем, как обычно. Можно было бы и привыкнуть. Как и к тому, что в отсутствие сержанта одной их главных тем разговора для новобранцев становится этот самый сержант. Привыкнуть-то можно, но даже привычка не отменяет раздражения от того, что видят намозоленные глаза и слышат многострадальные уши. Ну вот, опять. Надоели. Поглядеть, что ли, ещё раз характеристики?
Сидящий в крохотной комнатенке, пышно именуемой кабинетом, сержант Коломи был твердо уверен, что испохабленной для простоты произношения фамилии более чем достаточно. А потому в довольно резкой и не всегда цензурной форме настаивал на том, чтобы его имя не коверкали (никаких Джонов, Айвенов или, упаси Господи, Жанов!). Правда, от осинки не родятся апельсинки, и не всякий язык можно правильно заточить, хоть ты разорвись. А уж когда речь идет о новичках… хорош злиться, друже. Когда еще они получат — если получат — право обратиться к тебе по имени! А то, что некоторые щенки из тех, кто помоложе, во весь голос пищат "этот Айвен!" — это от бравады. Себя вспомни на сборнике.
Сержант отрубил просмотр присланных вербовщиками данных и снова переключился на общую зону. Вылет через час, и только дурак скажет, что это всего ничего. Когда речь идет о новобранцах Легиона, каждая секунда на счету. Сброд, да. Хотя… вот интересная, пожалуй, парочка. Всё не так. Абсолютно всё, начиная с одежды.
Первый комплект формы Легиона выдавался рекрутам ещё на вербовочных пунктах. Но делалось это исключительно ради того, чтобы придать толпе новобранцев хоть какое-то единообразие. Естественно, старый армейский принцип "Есть два размера — слишком большой и слишком маленький" цвел пышным цветом. Не говоря уж о том, что форма была… гм… "второго срока службы". И, к примеру, шейные платки доставались далеко не всем. Точнее — почти никому.
Но двое алайцев (где вообще эта чертова Алайя?!) щеголяли идеально подогнанной новешенькой амуницией. Причем качество оной явно выходило за рамки того обмундирования, которое получали кандидаты в рядовые по прибытии в "Сан-Квентин". Одни ботинки чего стоят! А кепи? Где они их взяли-то, какой вербовщик держит в заначке то, что можно выгодно загнать?
А коммуникаторы? Сам Коломи пока лишь приглядывался к комплекту "Зет десять", поскольку эта хреновина, формально числясь стандартом, выдавалась только офицерам. Все остальные должны были покупать "десятку" за свои кровные, если уж так приспичило шикануть. Приспичивало далеко не всем: дорого. И видеть матовые черные браслеты на запястьях (и кольца в ушах) новобранцев было невыносимо до изжоги.
Кроме того, алайцев чипировали — а вот это уже не лезло ни в какие ворота. Не сам факт, нет. Но полный "сержантский" чип Легиона, отслеживающий не только местонахождение, но и физическое состояние объекта…
Так мало этого! Форма, коммуникаторы… больше всего сержанта-инструктора Коломи смущали баулы алайцев. Точнее, не сами баулы, при всем неподобающем курсантам качестве, а то, что стандартные продолговатые чехлы на них явно не были пустыми. Откуда у юнцов, завербованных в какой-то Тмутаракани, взяться спатам?!
Каждый фактор по отдельности значил не так уж много, но вот все вкупе…
Итак, имеем: новая, подобранная по размеру форма; "штатные", но весьма дорогие коммуникационные сеты; чипы; мечи. И при этом, если верить сопроводительным документам, по восемнадцать земных на нос. Дети кого-то из ветеранов? Это объясняло бы многое, если не всё, но почему, в таком случае, "Сан-Квентин"? Почему не "Остролист", не "Сталь", не "Джомолунгма"? Почему, в конце концов, не офицерская школа?
Да, с девкой проблемы, она даже по стойке "смирно" ухитряется стоять так, что встаёт как минимум у половины окружающих мужиков. По той самой стойке. И мордашка расписная, хрен отмоешь (сержант попробовал и не преуспел), "родовые знаки", видите ли. Кошка кошкой. Куда такую в офицеры… но парень-то?!
Кстати, о девке. Фамилия явно немецкая, а вот у неё как раз никаких проблем с произнесением имени "Иван" не возникало. Коломи хохмы ради решил запустить проверочку. И обломался по полной программе. Иннокентий? Пожалуйста. Степан? Никаких вопросов — и никаких "Стефанов" или "Стивенов". Федор? С нашим вам удовольствием, Теодор и рядом не мелькнул. Более того, после стандартного "Разрешите обратиться?" она поинтересовалась, как на самом деле произносится фамилия сержанта. И "Коломиец" в её исполнении прозвучал на "ура".
А уж то, что она завернула (по-русски!) в "дружеской" беседе с попробовавшим подкатиться обломом лет тридцати с Дубны, и вовсе заслуживало самого глубокого уважения. И столь же глубокого недоумения: откуда?! Ведь лексикон-то какой специфический! И акцента ноль! Ну не могла она служить там, где так выражаются, это-то Коломиец знал совершенно определенно: сам служил. Когда-то.
Так, а это что ещё такое?! Кажется, пора вмешаться… ох, Ваня, говорила тебе мама — думать вредно, на работу опоздаешь…
Когда сержант-инструктор влетел в общую зону, безобразие уже прекратилось. Ну, почти. Рекрут — тот самый, с Дубны — с изрядно разукрашенным (пожалуй, слегка обожженным) лицом и безвольно повисшей правой рукой, выворачивался из захвата трёх или четырёх подельников. На абсолютно невредимую Дитц хватало одного Стефанидеса. С заметным трудом, но хватало.
То, что на каком-то варварском диалекте рычал парнишка, сержант понимал с пятого на десятое, но, кажется, мелькнули "гауптвахта" и "зачем?". Неглупый малец, соображает. Интересно, дальше-то сообразит?
— Что здесь происходит?!
Ага, распались, стоят порознь.
— Сэр, рефери Стефанидес, сэр! Учебный рукопашный поединок, сэр!
Ну-ну. Молодец, выкрутился. Кстати, неплохой материал для курсант-капрала. А то и курсант-сержанта. Намекнём, кому надо, кадры решают всё.
— Лифарев, что у вас с лицом?
— Сэр, курсант Дитц, сэр! — а девку, кстати, никто не спрашивал. — Тренировочное занятие по взрывному делу! Недостаточное соблюдение техники безопасности! Больше не повторится, сэр!
Коломиец, пожалуй, поверил бы. Если бы собственными глазами не видел, как громила Лифарев полез в сумку этой самой Дитц и получил прямо в рожу заряд чего-то достаточно безобидного, но крайне унизительного.
— Лифарев?
— Сэр, так точно, сэр!
Ха! А вот это уже интересно. Ну, в том, что эти двое отмажутся, Иван Коломиец практически не сомневался. Но чтобы массивный и на вид категорически туповатый Лифарев срубил фишку… не ожидал, да. Не ожидал. Зря, кстати, не ожидал-то.
А, пожалуй, не такой уж и сброд…
Всё было плохо. Решительно всё.
И самочувствие — Конрад Дитц вдруг почувствовал себя почти дряхлым. И окружающее пространство — пустота в доме давила, не давала дышать; мягкой, но тяжелой лапой сжимала сердце.
Руди, всегда спокойно относившийся к отлучкам Ланы, повадился лежать на пороге ее комнаты, уставившись на колонку, с которой исчезла статуэтка Баст, и тихонько поскуливая. В глазах преданного пса стыла та же тоска, которая превращала отставного легионера в никчёмную (проклятое слово!) развалину. А ведь всего неделя прошла с тех пор, как его девочка, чмокнув отца в — тогда — чисто выбритую щеку, запрыгнула в кар, которому предстояло доставить её и Тима в космопорт.
И вроде бы всё правильно. Дети растут и покидают гнездо. Ты же знал, что не навсегда Лана останется в этом доме? Рано или поздно, так или иначе, но она должна была уйти. В Легион, в семью мужа, в свободный поиск своей судьбы… что же ты плачешь, старый дурак?