Так, сердце частит (надо думать, с перепугу), но бьётся ровно. Хрипов и бульканья не слышно. Уже легче. И кулачки разжались. Самое время проверить руки. Маленькие ладошки не по-детски жёсткие от ежедневной тяжелой работы, предплечья, помимо синяков, покрывают царапины, ожоги и мелкие шрамы. Но кости целы и суставы не воспалены.
— Теперь ноги… не дрожи, я только пощупаю, надо же проверить…
Проклятье! Ах ты, гнида, погань, ничтожество! Вот они, ссадины на внутренней стороне бедер! Не соврал, гад… уж лучше бы соврал… Himmel Arsch und Zwirn!!![2] Разве можно — так?! Братья защищать должны сестёр, защищать!!!
Выполнение именно этого правила привело когда-то Конрада в Легион. Еле успел подписать контракт, прямо из-под носа преследователей выскользнул, теряя клочья шкуры…
— Потерпи, маленькая, я знаю, что больно, но надо. Надо. Потерпи.
Заживляющая мазь… дышащий пластырь сверху… так, кажется здесь всё. Переломов нет, трещин, вроде, тоже — и на том спасибо. Кровоподтёк на голени Дитцу совсем не нравился, но до врача, пожалуй, мог и потерпеть.
— Согни ноги в коленях, я должен разобраться с твоим животом. Организм устройство сложное, всякое бывает. Так больно? Точно нет? А так?
Сержант прилагал почти нечеловеческие усилия к тому, чтобы его голос звучал обыденно, чтобы бушующее внутри бешенство не вырвалось наружу и не напугало еще больше и без того перепуганную почти до обморока девчонку. Настоящего мрина обмануть и думать нечего, но, может быть, с никчёмой прокатит?
— Сядь и нагнись вперед, я посмотрю спину.
Конрад не был врачом, однако за время службы приобрел богатейший опыт в определении полученных бойцами повреждений. Тот последний удар в бок немало его беспокоил, но, похоже, ребра всё-таки целы.
— Теперь сделаем пару уколов. Бояться нечего, поверь, это сущая ерунда. Ну, вот и всё. Я сейчас накрою тебя простыней, полежи. Позову, когда ужин будет готов. Руди!
Сидящий рядом с изголовьем пес неодобрительно скосил один глаз, а Лана вздрогнула.
— Тебе с ним спокойнее, да? Никаких проблем. Руди, остаёшься.
Бросив последний взгляд на пса, который умостил передние лапы на кровати и — вот ведь чудеса! — подсунул морду под ладонь девочки, Конрад вышел в большую комнату, служившую одновременно гостиной и кухней. Следующей задачей было приготовление ужина. Интересный у него выдался вечер, нечего сказать… кстати, гуся-то нет! Ну ладно, для сегодняшнего вечера он и не предполагался, а завтра-то что? И чем, кстати, кормить малышку сейчас?
Допустим, генетическая совместимость мринов и обычных людей предполагает, хотя бы отчасти, совместимость рациона, но всякое бывает. Сам он собирался обойтись на ужин сандвичами, да и вообще, кулинар из него… эх, где наша не пропадала! Уж от свежих-то яиц девчонка не откажется. Ветчина есть, масло тоже, замороженного хлеба хватает, надо только разогреть… переночуем, а там поглядим, что к чему.
Возящийся у плиты Конрад вдруг поймал себя на том, что напевает, и мысленно усмехнулся. Что ж, все правильно, какой сочельник без песен?
Потрясающая мешанина имён и фамилий, характерная для мринов, приводила Дитца в состояние брюзгливого восхищения. Стряпчего, к которому он привез Лану, дабы зарегистрировать купчую, звали, к примеру, Вольфганг Мариани. И Конрад теперь даже побаивался спрашивать, как его имя звучит полностью.
Впрочем, полное имя его нынешнего имущества тоже стоило того, чтобы хоть раз, да проговорить его вслух. Светлана Кронберг Ордоньес Лазарев ррат Зель-Гар. Каково?!
— Эээээ… — протянул Конрад, вертя в руках лист тонкого пластика, минуту назад выплюнутого принтером. — Джи Мариани, а почему у Ланы столько фамилий? Я думал, она просто Кронберг…
Юрист снисходительно улыбнулся, и полосы на его лице, идущие от уголков глаз к вискам, почти скрылись в глубоких морщинах.
— Вы новичок на Алайе, джи Дитц, — тоном утомленного тупостью окружающих всезнайки произнес он. — Все просто. Фамилия её отца — Кронберг, матери — Ордоньес. Кровь Бэзила Лазарева пришла по материнской линии, поэтому его фамилия идет третьей. Всем прямым потомкам Лазарева традиционно дают русские имена. Ну а ррат Зель-Гар означает, что…
— …что Лана формально принадлежит к прайду Зель-Гар, но, будучи никчемой… верно?
— Верно, — кивнул старый мрин. — Будь она полноценной, была бы рри. Как полноценный мужчина или мальчик — рро.
Конрад нахмурился:
— Никчёмы, получается, даже половой принадлежности не имеют?
— Такова традиция, — слегка приподнял плечи Мариани.
Что-то подсказывало Дитцу, что старик не одобряет ни упомянутую традицию, ни отца Ланы, продавшего свою дочь какому-то вулгу, ни самого вулга.
— Скажите, джи Мариани, а вот это… — сержант выразительно помахал в воздухе оформленной по всем правилам купчей. — Какие права я получаю?
— Все, — еще одно пожатие плеч.
— А удочерить Лану я могу?
Вальяжно развалившийся в кресле мрин вдруг резко выпрямился. Расширившиеся зрачки на секунду затопили чернотой всю радужку и тут же вернулись к нормальному размеру.
— Можете, джи Дитц, — медленно проговорил он. В до сих пор безупречном интерлингве зазвучал отчетливый привкус мринга. — Конечно, можете.
— И что для этого нужно? — подался вперед Конрад.
— Ваша подпись под документом и два свидетеля, чтобы её заверить.
— Вы можете составить такой документ?
— Разумеется.
— Приступайте.
С минуту юрист молча разглядывал сидящего перед ним человека поверх сцепленных ладоней, потом слегка нахмурился.
— Джи Дитц, вы хорошо представляете себе последствия? Со своей СОБСТВЕННОСТЬЮ вы можете сделать всё, что угодно: продать, подарить, съесть… вашу ДОЧЬ будут защищать все законы Алайи. У неё появятся права, а у вас — обязанности. Их будет много. И тех, и других.
Отставной легионер дернул уголком рта в мрачной усмешке:
— Я вулг, джи Мариани, но это не значит, что я дурак. И последствия я себе представляю. В частности, я знаю, что у меня нет наследников. Если завтра мой пес взбесится и загрызет меня, моё имущество продадут с муниципальных торгов. Имущество продадут, а вот дочь — нет. И наследницей, пусть и не самой богатой, будет она. Я полночи думал, как мне защитить девчонку, и не смог придумать ничего лучше удочерения. А вы можете?
— Не могу, — сверкнул Мариани великолепными зубами, чуточку слишком крупными и чуточку слишком острыми для обычного человека. — Вы удивили меня, джи Дитц. Приятно удивили. Что ж, будь по-вашему.
Он прикоснулся он к сенсору связи:
— Эдна, мне нужны два свидетеля для важного документа. Одним будете вы. Найдите второго. Немедленно.
Пальцы мрина забегали по клавиатуре, заполняя невидимую для Конрада форму. Пару минут в кабинете слышалось только тихое клацанье, с которым ногти юриста, которые следовало бы, пожалуй, назвать когтями, соприкасались с сенсорами. Потом благодушно заурчавший принтер разродился листом, выглядящим куда более презентабельно, чем злополучная купчая.
— Ага… ну что ж, все правильно. Вы действительно готовы это подписать, джи Дитц?
Конрад внимательно прочитал всё, напечатанное на листе, отметив про себя, что юридические термины Алайи выгодно отличаются от таковых на том же Бурше в сторону понятности для непрофессионалов.
— Готов. Вот только…
— Что?
— Надо бы спросить Лану, вы не находите?
— Спросить? — юрист почти смеялся. — Спросить мнение собственности? Вы большой оригинал, джи Дитц, надо отдать вам должное. Что ж, давайте спросим. Эдна, свидетель нашёлся? Отлично, зайдите в кабинет вместе с девочкой.
Лана вошла последней и, заметно оробев, остановилась у самой двери. В этом фешенебельном офисе — Конрад выбрал поверенного с именем и репутацией — она выглядела пришельцем из другого мира.
Мира, в котором измождённые девчонки расхаживают в закрывающих колени мужских футболках размеров на восемь больше, чем надо, перехваченных дважды обернутым вокруг талии ремнем. Мира, где этих девчонок безжалостно избивают. Мира, который даже обуви не предусматривает для таких, как Лана Кронберг.