Мадер, и без того высокий, вырос, казалось, сразу дюймов на пять. Плечи развернулись, коротко остриженные волосы на затылке вздыбились, в голосе зазвучали надменные нотки:
– Сутки?! Да хоть неделя! Я – дианари, джи Стефанидес, я умею искать и находить.
– В таком случае… у вас ведь есть кадастровый план? Джи Дитц, где это ваше озеро?
Дисплей развернулся в воздухе, и Конрад уверенно ткнул пальцем:
– Здесь. Я подобрал Лану здесь. Вас проводить?
Молодой полицейский отрицательно покачал головой:
– Не стоит, джи Дитц. Ни вам, ни возможному потерпевшему нечего делать при осмотре места происшествия.
– Тогда, возможно, вы согласитесь воспользоваться моей машиной? – словно невзначай предложил улыбающийся фермер. – Ну, просто чтобы не подниматься на холм лишний раз?
Старший Стефанидес говорил любезно, но непреклонно. Столпы общества? Судя по ответной реакции копа – да.
– Если это вас не затруднит.
– Да какие там трудности? Рон! Отвезёшь помощника Мадера и вернешь обратно, ясно?
Видимо, помощник шерифа действительно был дианари. Охотником и следопытом. Прошло уж никак не больше двадцати минут, и машина Стефанидеса вернулась. Выпрыгнувший из-за руля Рон победно усмехался, от полицейского веяло собранностью и некоторым раздражением. Подойдя к Конраду, он прищелкнул каблуками сверкающих ботинок и коротко склонил голову:
– Джи Дитц! Я прошу вас и вашу дочь принять мои самые искренние извинения за причинённые неудобства. Я поторопился и сожалею об этом.
– Извинения приняты, – сержант с удовольствием и не без облегчения пожал протянутую руку. – Не могли бы вы успокоить Лану?
Коп явно был готов на всё, лишь бы загладить свою ошибку. Подойдя к машине Дитца – стекло уже было опущено предусмотрительной Беттиной – он наклонился и тихо, но отчётливо проговорил:
– Фройляйн Лана! Я убедился в том, что вы и ваш отец сказали правду. Закон на вашей стороне. Поздравляю вас с переходом в достойную семью.
Дождавшись кивка девочки, Мадер выпрямился и развернулся на каблуках. Теперь его не сулящий ничего хорошего взгляд ощупывал застывшего у крыльца столбом Кристофа Кронберга и прибывшее с ним подкрепление. Насколько Конрад мог судить, Кронберг уже раз десять пожалел о своем нехорошем поведении и дорого дал бы за то, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Да вот беда: стремление взять в осаду дом Дитца сыграло с ним и его присными злую шутку.
Дорога была одна-единственная, и смыться он, не бросая машину, мог, опять же, одним-единственным способом – мимо помощника шерифа и стоявших стеной Стефанидесов. Это если не считать самого Конрада и выбравшегося из кузова Руди. За спиной отставного легионера хлопнула дверца – Беттина Стефанидес убедилась в том, что Лане больше ничто не угрожает, убедила в этом саму Лану, и теперь твёрдо намеревалась внести посильный вклад.
На секунду сержант даже пожалел прохвоста: ничего хорошего тому ждать не приходилось. Однако оставались еще кое-какие неулаженные детали – вроде взломанной двери, к примеру. Да и прощать Кронбергу страх и слезы приемной дочери Дитц не собирался.
Между тем Бронислав Стефанидес негромко, но внушительно объяснял злому как чёрт Мадеру, что сами они разберутся быстрее и качественнее, чем при участии властей. Кронберга надо прижать, конечно… но отчёт, джи Мадер, отчет! Шериф Леруа потребует подробностей, не ровен час – обвинит помощника в некомпетентности. Карьера, то-сё… давайте спустим на тормозах? Вернее, вы спустите, а мы тут побеседуем по душам… договорились?
В итоге Мадер пожал плечами, соглашаясь, почти бегом поднялся к оставленной машине и, не обращая внимания на Кронберга сотоварищи, уселся за руль и плавно скатился с холма. Нажал на клаксон, мигнул фарами, высунул в окно руку со сложенными в колечко большим и указательным пальцами – и был таков.
Конрад почувствовал, как где-то за грудиной начинает тлеть едкий огонёк злорадства. Разгорается, ширится, добирается до сощуренных глаз, заставляет их светиться… что, съел, крысеныш? Погоди, вот сейчас мы подойдём!..
– Останься пока здесь, детка, – улыбнулся он, открывая дверцу машины. – Я скоро вернусь, и мы будем ужинать и собирать кровать. Руди, охраняй Лану! Можешь рвать всех посторонних, разрешаю.
Чёрные губы пса приподнялись, обнажая сахарно-белые клыки в том, что на человеческом лице вполне сошло бы за усмешку. Похоже, мысль порвать всех – или хоть кого-нибудь – показалась утомившемуся за день Руди весьма дельной.