— Мне? — спросил явно удивленный таким заявлением Гарибальди. Похоже, он подумал, что Шеридан просто шутит.
Но Шеридан явно не шутил.
— Послушай, Майкл… — и он уселся рядом с Гарибальди, навалившись на стол. — Ты попросил меня молчать о том, что тебе рассказал Вир. Ты сказал, что он умолял дать ему шанс решить проблему своими силами.
— И он делает свое дело, — сказал Гарибальди. — Все, на что жаловался Дурла, все эти взрывы и тому подобное… работа ребят Вира. Должно быть, его.
И если Дурла явился сюда обвинять вас, значит, Вир его конкретно достал. Если бы это были локальные комариные укусы, Дурла не стал бы тратить время, даже если встреча и сулила бы ему определенные бонусы дома.
— Но проблема в том, что Вир, похоже, слишком хорошо справился со своей работой. Или, по крайней мере, так кажется.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, Майкл, — явно нетерпеливо сказал Шеридан, — что месяцы, даже годы назад правительства членов Альянса были готовы, страстно желали и обладали реальными возможностями сделать все, что угодно, лишь бы удержать в узде Приму Центавра. Но со временем они поостыли. У людей короткая память, Майкл, даже если дело касается войны. Попробуй теперь скажи им, что Прима Центавра находится на пути к восстановлению, и ты никак не заставишь членов Альянса пошевелить задницей, чтобы что-то по этому поводу предпринять. Сейчас мирное время, Майкл, и людям это нравится. Я их понимаю. Но это меня чертовски раздражает. Потому что я не могу никого ничего заставить сделать до тех пор, пока Центавр не отстроится настолько, что в буквальном смысле слова начнет хватать людей за горло. Но, боюсь, тогда будет уже поздно.
— Может быть, тебе стоит собрать совещание…
Шеридан покачал головой.
— Зачем? Я уже выслушал от членов Альянса все, что мне и без того было известно, и Центавр может легко использовать это в качестве очередного примера анти-центаврианских настроений. И это вовсе не весело.
— Значит, ты предлагаешь ничего не предпринимать. Мы будем просто стоять в сторонке, и будь что будет.
— Мы будем наблюдать, — сказал Шеридан. — Мы будем ждать. И скрестим пальцы.
— Скрестим пальцы, — с неприкрытым сарказмом повторил Гарибальди. — В этом заключается наша новая военная стратегия?
— Это то, на что я с течением времени начинаю полагаться все больше, — произнес Шеридан, скрестив пальцы на обеих руках.
Из дневников Лондо Моллари
Примерная дата (по земному календарю) 18 апреля 2273 года
Сегодня я чуть не умер.
Прошедший год… можно было назвать «Годом Длинных Ножей». По крайней мере, так его называли в приватных беседах. Публично же его называли просто Временем Великой Лояльности.
С тех пор, как его назначили премьер-министром, Дурла, казалось, сделался вездесущим. Гехане настал конец. Он отправил солдат в это самое неприглядное место на Приме Центавра с приказом вычистить район от всех нежелательных элементов. Ведь они там, в конце концов, плели заговоры против нынешнего порядка. К тому же они, естественно, завидовали тем, у кого было все…. а не тем, у кого ничего не было.
Естественно, в высших слоях общества этот план получил всеобщее одобрение.
А потом Дурла взялся за сами высшие слои.
О, конечно же, он извел не всех. Только тех, кто не клялся ему в вечной преданности. Тех же, кто, на его взгляд, мог впоследствии пригодиться, он отобрал заранее. А те, кто был в состоянии купить звание преданного сторонника Дурлы, быстренько подсуетились.
Но были и другие — те, кто служил еще до меня, — гордые, достойные, успевшие немало совершить, люди, которым были не по душе методы Дурлы. Те, кто смел противоречить ему, кто имел собственное мнение и не боялся его высказывать. Те, кто наблюдали за тем, как сторонники Дурлы, мало помалу, отгрызали кусочки власти, пока все ключевые посты не оказались в их руках, и, тогда, наконец, решили, что больше не могут молчать.
Лицемерные глупцы.
Они с радостью молчали бы и дальше, если бы были уверены, что Дурла оставит их в покое. Но в один прекрасный день они осознали, что находятся в опасности, и только тогда они начали точить клинки…. хотя Дурла уже давно обрубил им руки.
Понимаете, ему было мало власти, как таковой. Он хотел властвовать над сердцами и мыслями, над душой самой Примы Центавра. И методично уничтожал тех, кто мог ему противостоять.
А сегодня он добрался до меня.