Ну…. на себя мне по-прежнему плевать. Интересно, сколько всего кардинально изменилось, но, тем не менее, многое не изменилось вовсе.
Дракхи вынашивают какой-то новый план. Я всегда чувствую, когда что-то назревает. Я уже раскусил, как Шив'кала — мой непосредственный страж, ведет себя, когда назревает что-то серьезное. Прямо, как сейчас. Но я не имею представления о том, что это может быть.
Мне кажется, что между тюремщиком и заключенным возникают своеобразные отношения — странная смесь любви и ненависти. Полагаю, что мы с Шив'калой тоже, в некоторой степени, до этого дошли. Да, ненависть может быть такой приятной. Ведь именно Шив'кала настоял на том, чтобы этот ублюдок Дурла занял пост министра Внутренней Безопасности. А Дурла, в свою очередь, посадил на все важные места своих ставленников, в результате чего я постепенно оказался в изоляции от всех потенциальных союзников. И сейчас я, одновременно, и самая могущественная и самая беспомощная фигура на Приме Центавра.
Во всем дворце одна лишь Сенна приносит мне радость. Девушка, поздняя дочь покойного лорда Рифы. Я взял ее под свое крыло, дал ей образование. У меня были виды на нее. Совершенно невинные — просто мне подумалось, что, если я смогу спасти хотя бы одну девушку, то, возможно, мне удастся спасти и всю Приму Центавра.
Однако девушка — тоже обуза для меня, хотя и не догадывается об этом.
Она — еще одна пешка в большой игре, которую ведут Шив'кала и дракхи. Пока она рядом, дракхи могут шантажировать меня, постоянно напоминать о том, что они управляют мной. Судя по всему, маленькой одноглазой твари, навечно поселившейся на моем плече, в одиночку это оказалось не под силу.
Я думаю о том, что могло бы случиться, вспоминаю обо всех возможностях, что были у меня в юности. Я всегда обещал себе, что не стану идти на уступки, если мне когда-либо доведется обладать реальной властью. Но вся моя жизнь состояла из сплошных уступок. Нет…. на самом деле, все обстояло гораздо хуже. По крайней мере, когда кто-либо уступает, он получает что-то взамен. Я не получил ничего, совершенно ничего. Моя власть иллюзорна, а все потуги защитить Приму Центавра — лишь бесполезная трата времени…
Ба!
Опять я за свое. Что-то я слишком часто начинаю жалеть себя.
Ничегонеделание — вот мое любимое времяпровождение, если не считать часов, когда я бываю пьян, или пребываю в отчаянии. Мне бы больше подошел титул «Главного Лежебоки», нежели императора.
Сколько всего еще необходимо сделать. Все-таки кое-что мне, пока, по силам. Шив'кала хотел устранить Вира, но мне угрозами удалось заставить его отступить. Я одержал пусть крошечную, но победу. И это принесло мне слабую надежду. Конечно же, я веду очень опасную игру. Надейся, не надейся, кто знает, что будет дальше? Но надежда порождает веру в то, что все получится.
Возможно. Возможно, все так и будет.
Если бы только я знал, что задумали дракхи. Если бы я только знал, сможет ли Вир остановить их.
Такая мысль может показаться абсолютно неправдоподобной. Но, несомненно, у Вира гораздо больше шансов. У меня нет более преданного друга и последователя. И, если верить предсказанию леди Мореллы, Виру суждено стать императором после меня. Как ни странно, эта мысль приносит мне облегчение.
По-моему, он лучше всех остальных моих знакомых подходит для этой роли.
Но, если дракхи задумали какую-то месть, то для того, чтобы их остановить, нужен настоящий герой. И, при всем моем уважении к Виру, при том, сколь сильно он вырос под моим «покровительством», ему все еще далеко до героя.
И я, как всегда, даже не могу никого предупредить. Если они собираются нанести удар по Межзвездному Альянсу, мне никак не удастся предупредить ни самого Шеридана, ни кого-либо из его подчиненных. Единственный шанс — использовать Вира, как посредника. И Шив'кала, похоже, чтобы избежать подобного развития событий, решил изгнать Вира с Примы Центавра.
Мне нужно как-то обойти это.
Мой страж шевельнулся — действие алкоголя, кажется, начинает слабеть.
Тогда пора, как всегда, спрятать свои записи, чтобы быть уверенным в том, что опасная игра, которую я веду, не будет раскрыта. Ведение дневника стало, в некотором роде, частью моего маленького личного сопротивления, единственного, что поддерживает мою волю и душу.