Виру все стало ясно. Этих кратких замечаний было достаточно, чтобы он узнал все, что ему было нужно.
Когда-то Вир был одним из самых «бесхитростных»: он в упор не видел скрытого смысла и верил всему, что ему говорили. Но общение с Лондо, а потом и самостоятельная работа научили Вира тому, что люди редко говорят то, что у них на уме. Да зачастую они говорят все, что угодно, только не то, о чем думают. В отличие от техномага Галена, все остальные обитатели этой части галактики предпочитали выражать свои мысли иносказательно, и Виру пришлось стать докой по части Эзопова языка.
Он сразу сделал для себя несколько выводов, каждый из которых казался ему обоснованным. Он знал, что Мэриел исполняла здесь обязанности шпиона или сборщика информации. Чтобы выполнить свою задачу, она, обычно, путешествовала от одного источника к другому и отбирала крохи полезных сведений из разговоров тех, с кем она флиртовала… или, чем бы она с ними не занималась. Но с тех пор, как Вир стал для нее центром мироздания, она почти не покидала станцию.
И, раз она посылала отчеты кому-то на Приме Центавра, этот кто-то, должно быть, удивлялся, почему она так круто изменила свои привычки.
Вир был уверен в том, что Мэриел не стала бы тратить время на то, чтобы объяснить своему контакту причины, по которым она оставалась на станции.
Естественно, она ведь была увлечена чудным малым по имени Вир Котто. Подобное объяснение, несомненно, вызвало бы только большее любопытство.
Был ли ее контактом сам Дурла? Вир так не думал: в записи, которую ему продемонстрировал, в качестве свидетельства ее двуличия Кейн, она разговаривала с неким «советником». А Дурла в то время был министром. Стало быть, Мэриел разговаривала с кем-то из его подчиненных. Но тогда почему сюда прилетел Дурла, а не тот подчиненный?
Совпадение? Никогда не стоит приписывать совпадению то, что может быть частью некоего плана.
К тому же, Вир уже знал ответ. Об этом ему сказала Сенна. Дурла был увлечен Мэриел, значит, Вир охотно использует эту увлеченность в своих интересах.
Да он просто втрескался в нее. Министр Дурла по уши влюблен в Мэриел.
Вот и все, что нужно было знать Виру.
— Да, да, верно, — быстро произнес он, скользнув в кресло рядом с Мэриел и приобняв ее за талию. Казалось, ее будто током ударило от его прикосновения.
Ее руки тотчас потянулись в неподобающие места, и Вир тактично, но твердо переложил их в менее возбуждающее положение.
— Любовники. Моя любовь. Она и я. Что я могу еще сказать?
— Да, конечно, — холодно ответил Дурла. Потом, очевидно, попытался повернуть беседу в шутливое русло, но получилось не очень: — Просто я говорил леди Мэриел о том, что на Приме Центавра без нее очень скучно. Наш двор уже столько времени лишен ее блестящего общества…
— Трагично. Воистину трагично, — произнес Вир. Он повернулся к Мэриел и, набравшись решимости, сказал: — Мэриел, может, тебе стоит вернуться на Центавр? Я ведь знаю, что ты так долго не бывала в обществе.
И это было еще мягко сказано. Мэриел стала изгоем с тех пор, как с ней развелся Лондо. Хотя вернуться на Приму Центавра ей, конечно, не позволяли дела на Вавилоне 5, ее, определенно, считали парией.
К счастью для Вира, Мэриел ответила именно так, как он и ожидал.
— Что мне делать на Приме Центавра, когда у меня есть ты?
— Тем не менее, — сказал Вир, — Прима Центавра — дом. Ощутить ее землю под ногами, вдохнуть славный воздух родины…
— Без тебя я никуда не поеду.
Отлично. Даже если бы он заранее расписал все реплики, лучшего придумать бы не смог. Он повернулся к Дурле и с горечью произнес:
— Ну, что тут скажешь? Она никуда не хочет ехать без меня. А я, боюсь…. как бы это… нежеланный гость для некоторых на Приме Центавра, в том числе, к несчастью, и для императора. Так что мне приходится жить здесь, в изгнании.
И вздохнул так тяжело, что ему даже показалось, будто легкие вот-вот лопнут.
— Действительно, печально, — согласился Дурла. Вир ждал. Он знал, что будет дальше. И не ошибся.
— Нам надо что-то с этим делать.
— Но что тут поделаешь? — смиренно сказал Вир.
— Да, что тут можно поделать? — эхом вторила Мэриел.
— Я имею… кое-какое влияние, — медленно произнес Дурла. — Возможно, очень даже может обернуться так, что столь внезапное изгнание посла с родины явилось всего лишь результатом трагического недоразумения. Позвольте мне переговорить с императором. В конце концов, вы, по-прежнему — наш посол. Вы должны представлять величие нашей Республики перед другими мирами. Но, если республика смотрит на вас свысока…. если вас держат на расстоянии… ваши возможности становятся весьма ограниченными.