А вот это интереснее. Силуэт человека, наподобие того, что рисуют дети в определенном возрасте — длинные руки, короткие ноги, тело черточка, и рядом — намного выше ростом — силуэт человека… в космическом скафандре. Или с огромной головой, в которой — Алексей моргнул — было две головы поменьше. Однако. Инопланетянин в шлеме? Черт его знает. Но почему двухголовый?
— Сержант, не оставать! — раздался окрик. Алексей бросил последний взгляд на двухголового. «Бывай, звездный гость. Удачной дороги».
Свиридов внимательно оглядел археолога, словно хотел получше запомнить на прощание.
— Ни пуха, ни пера, Юрий Святославович, — сказал капитан наконец. — Надеюсь на вас.
Археолог кивнул. Лицо бледное и истовое, как на иконах. Лоб в испарине. Археолог даже начал слегка заикаться.
— К-к черту! — он притопнул, попрыгал на месте. Брякнул котелок, закрепленный к рюкзаку. — П-пошли мы, Илья Ильич.
И вдруг… протянул руку. Черт, подумал Алексей. Повисла мертвая тишина. Вся группа теперь смотрела на них.
Черт, черт, черт. «Я же предупреждал его». Ни черта эти гражданские не соображают.
Лица десантников вытянулись. Многие отслужили свое за Рекой, поэтому приметы не были для них пустым звуком. Археолог оглянулся и вдруг понял. Сник.
— Илья Ильич… я…
Свиридов похлопал его по плечу. Лицо капитана осталось бесстрастным.
— Не волнуйтесь. Товарищ сержант о вас позаботится, Юрий Святославович. Верно, сержант?
Алексей кивнул — медленно. Хотя мечталось врезать очкарику со всей дури. Предупреждал же! Самая дурная примета — руки пожимать перед выходом на «зеленку».
Варшавский крякнул, почесал переносицу. Глаза за толстыми стеклами были беззащитные.
— Мда. Вы уж позаботьтесь, Алексей, я вас очень прошу. Иначе я и двух часов там не протяну.
— Договорились, — кивнул сержант. А что еще сказать? Не убивать же дурака, в самом деле?
Алексей шагнул из светящегося голубым светом проема, пошатнулся. Твою ж налево! Мир вокруг поплыл. Алексей упал на колени, чувствуя себя как после сильнейшего удара в голову, отхаркнулся горьким. Перекатился в сторону, чтобы освободить место следующему…
Ничего. Бывало и хуже.
За его спиной из «линзы» выпал следующий десантник, застонал. Затем — еще один…
Алексей поднялся, огляделся. Вдохнул. Кислорода здесь столько, что чувствуешь себя пьяным. Огромный лес — до горизонта, никаких следов человека.
— Когда появятся звезды, определим координаты, — сказал археолог. Он был бледен, но в целом держался неплохо. Его даже не стошнило.
Алексей почесал лоб протезом.
— А какой сейчас год? Созвездия же смещаются…
Археолог открыл рот, заморгал. Закрыл. Глаза за толстыми стеклами казались огромными и беззащитными.
— Очкарик, — произнес Алексей с легким презрением. — Об этом ты не подумал, да? Четырехглазик хренов.
Детское обзывательство, но здесь оно вдруг стало уместным. И очень точным.
Археолог смутился.
— Седьмой год н-нашей эры… плюс-минус восемнадцать месяцев.
— Пошел ты… со своей точностью «плюс-минус», Юра. Где мы? Это ты можешь сказать?
— В Германии. Вернее: Римская империя, провинция Германия. Римлян здесь скинут через два года…
Пламя взвивалось и вспыхивало синим. Пшш. Пшш. Жадное ночное пламя. Алексей поморщился от выстрелившего в него крошечного уголька. Шашлык должен вот-вот доспеть…
Конечно, шашлык не по-карски. Но тут уж, извините, не до жиру. Где посреди леса возьмешь ребрышки молодого барашка? Олень попался не слишком старый — спасибо и на том. Тварь вкусная, но жилистая. Да и мариновать особо нечем. Алексей покачал головой. Кефиром бы… эх, где ж его взять?
Вдалеке выли волки. Алексей переложил поближе «калаш», для надежности.
— Пусть я погиб, пусть я погиб… — пел археолог.
Над поляной висела луна — слегка откушенная с левого края — и мириады звезд. То есть, действительно, до фига звезд. Никогда столько не видел, подумал Алексей. Словно окунули с головой в бесконечность.
Гитара в руках археолога расстроено звякнула, и Алексей понял вдруг, что тот совсем молод. Ему не намного больше, чем мне. Лет двадцать пять-двадцать семь. Ну, ладно — тридцать. Свиридову, оставшемуся в будущем, около сорока. По местным меркам: старик.
Алексей поднялся, выпрямился, пошел в темноту. В звездную ночь. Трава шуршала, не желая расступаться.