Миллингтон взглянул на часы: было еще меньше семи часов. На улице было тихо. Кое-где среди рядов ветхих домов один из них был выкрашен яркой краской, на окнах верхних этажей установлены жалюзийные ставни, новые двери с блестящими медными молоточками. Не здесь. Он прочитал уведомление, приглашающее звонящих пройти в заднюю часть.
— Давай сейчас помолчим. Нет смысла будить его, пока не придется.
Кисло-сладкий запах просачивался по заднему двору, как засорившиеся водостоки. Дивайн, вечно полный надежды, приложил руку к задней двери, и, к его удивлению, она открылась. Подняв бровь, он молча спросил Миллингтона, и сержант кивнул. Дивайн толкнул дверь до упора и шагнул внутрь. Из-под крана текли кастрюли, грозившие переполнить раковину. Теперь они отчетливо слышали храп, резкий и аритмичный, из соседней комнаты.
Занавесив шторы, Миллер заснул на диване, где лежал, флотилия пустых банок дрейфовала на испачканном ковре, в воздухе стоял плоский и густой застоявшийся табак. Футболка Миллера оторвалась от джинсов и была скомкана на горбинке живота, джинсовый ремень расстегнут, молния наполовину расстегнута. Он лежал на спине, одна нога касалась пола, одна рука была откинута назад, лицо было прижато к подушке, рот был открыт.
Довольный тем, что они его не побеспокоили, Миллингтон указал на лестницу, обратно в сад, на навес, который скорее падал, чем наклонялся. В конце концов, дверь была открыта, и Миллер не возражал против их осмотра.
Опоздавший на утреннюю смену отец Джерри Ховендена выходил из дома, когда подошли Резник и остальные. «Внутри, — сказал он резко, почти не останавливаясь, чтобы изучить удостоверение личности Резника, — уже в ванной, если повезет».
— Что это, черт возьми, такое? Ховенден появился в коридоре с почтовыми марками, с мокрыми волосами, в старой футболке из Фореста, свисавшей поверх обвисших трусов-боксеров, босиком.
«Инспектор Резник, отдел уголовного розыска. ДК Винсент. Я полагаю, вы уже знакомы с полицейским округом Келлоггом.
Линн одарила его быстрой улыбкой, не лучшей в ее силах.
«Я не знаю, что вы думаете, что делаете, — бушевал Ховенден, — но вы можете идти нахер».
— Почему бы не подняться наверх, — вежливо сказал Винсент, — одеться побольше. Когда ты вернешься вниз, думаю, мы выясним, где чайник. Кофе или чай?"
Миллингтон стоял на кухне, лениво пролистывая зачитанный экземпляр Миллера « Прежде всего, мужество » и гадая, что именно побудило кого-то уйти и присоединиться к SAS, когда Нейлор поманил его к себе. Там, в углу сарая, на толстой от грязи подошве стояла пара рабочих ботинок «Катерпиллер» десятого размера.
— Занимался садоводством, — заметил Миллингтон.
"Похоже."
Дивайн появился в дверях позади них. — Кажется, он может прийти в себя.
Миллингтон ухмыльнулся. — Давай протянем ему руку.
Компакт-диск Saxon все еще был в машине. Дивайн увеличила громкость до максимума и нажала кнопку воспроизведения. Миллер вздрогнул, попытался подняться, потерял равновесие и скатился с дивана на пол.
— Доброе утро, Фрэнк, — одними губами проговорил Миллингтон, размахивая ордером перед недоверчивым лицом Миллера, — это твой тревожный звонок.
Ховенден надел джинсы, на ногах старые кроссовки без шнурков. Карл Винсент заварил чай в кружках, которые Линн тщательно ополоснула под струей горячей воды.
«Должно быть, есть небольшие проблемы, — невинно сказал Резник, кивая на ноги Ховендена, — всегда находить обувь по размеру».
Ховенден сидел неловко и ничего не сказал.
— Одиннадцатилетние? — спросил Резник.
"Что?"
"Размер? Я сказал, одиннадцать, двенадцать?
— Какая к черту разница?
«Просто поддерживаю беседу».
«Одиннадцать, черт возьми! Им одиннадцать, довольны?
Резник улыбнулся.
«Знаешь, — сказала Линн, — мы говорили с твоим другом, Шейном?»
"Что из этого?"
— Он хотел рассказать нам кое-что интересное, вот и все.