И когда он снова связался с соседями Элизабет Пек, некоторые утверждали, что видели ее, одного или двух из них, выходящей из дома в униформе, обычно по вечерам, в униформе медсестры и возвращающейся домой рано, между шестью и семью часами. Не регулярно, но несколько раз точно так же. Хан сверился с больницами, с медицинскими учреждениями в городе. Он ждал ее, когда ее машина вернулась из аэропорта Ист-Мидлендс, припаркованная через улицу с экземпляром «Нэнси Фрайдей», который он позаимствовал у кровати Джилл. Женщины на вершине. Он отказался от Викрама Сета.
Когда Элизабет Пек свернула в подъезд к неогеоргианскому дому, по которому у нее все еще оставалась задолженность по ипотеке, он подошел и предложил помочь ей с сумками.
Сначала она была пренебрежительна, надменна, настаивала на отстаивании прав, которых у нее не было; позже, в гостиной с каменным камином и фальшивыми освинцованными окнами, она каялась, нюхая слезы. Хан дал ей несколько чистых салфеток и подождал, пока хныканье прекратится. Отягощенная долгами, не в силах продать дом, даже если бы захотела, его текущая рыночная цена была намного ниже той, которую она за него заплатила, она работала медсестрой агентства в городской больнице, чаще всего по ночам, когда Плата была лучше, и была большая потребность. Если ее смены в общежитии местных властей совпадали, Пол Мэтьюз заменял ее, выписывал и увольнял. В ту ночь, когда Ники Снейп повесился, она выполняла свою вторую работу в больнице, и Мэтьюз был там один.
«Я не чувствую,» сказала она хану, «никакой реальной вины. Я имею в виду, что бы он ни делал, он бы сделал бы ли я там или нет. Ну, он бы, не так ли?»
В участке Резник изо всех сил старался похвалить Хана за то, как он справился со своей частью расследования, и заверил его, что передаст это Джеку Скелтону. Хан пытался скрыть свое удовольствие, но безуспешно.
К тому времени история о том, что случилось с Дивайн, слухи и контрслухи, рикошетом облетела всю станцию, и Резник и Миллингтон боролись с воинственным сопротивлением Шейна большую часть четырнадцати часов.
Off-службы, Карл Винсент вытеснены посетить Божественность в его боковой палате у королевы и Divine отвернулся и закрыл глаза и остался, как, что даже после того, как Винсент ушел.
Затем, на второе утро, когда Резник вошел в комнату для допросов, Шейн в результате долгой беседы со своим адвокатом начал рассказывать им о том, что случилось с ним, когда он был взят под опеку мальчиком. О заместителе начальника первого детского дома, в котором он побывал, который давал Шейну сигареты, если тот позволял ему просунуть руку под короткие штаны Шейна, и новую хрустящую банкноту в пять фунтов, если тот позволял ему стягивать штаны. .
— Это был не тот человек? — спросила Ханна.
"То же …"
"Ответственный. О том месте, где Шейн подвергся насилию. Там же, где умер Ники?
Резник покачал головой. — Боюсь, это было бы слишком аккуратно, — сказал он и криво усмехнулся. «Такое бывает только в книгах. Не реальная жизнь».
В реальной жизни происходило то, что те, у кого была власть, слишком часто злоупотребляли теми, у кого ее не было; и что те, кого оскорбляли, в свою очередь оскорбляли других. Случилось так, что многие из тех, кто вырос по какой-то причине, запутавшись в своей сексуальности, часто преуспевали в том, чтобы навредить себе и другим, пытаясь жить в соответствии с тем, что они считали нормой. То, что происходило в реальной жизни, подумал Резник, слишком часто было беспомощным кровавым месивом.
Они лежали лицом друг к другу в постели Ханны, черты лица едва различимы в тусклом свете из потолочного окна. «При условии, что ты останешься до утра», — сказала Ханна. — Шесть, по крайней мере.
Теперь она сказала: «Как ты с этим справляешься? Весь этот ужас».
Он вздохнул. "Как я? Я ходил к Норме Снейп сегодня днем, прежде чем зайти сюда. С ней была подруга, и она пила, и то, и другое, вероятно, было к лучшему. Что еще она может сделать? Он слегка коснулся плеча Ханны тыльной стороной ладони. — Похоже, отец Ники — тот, что вернулся ни с того ни с сего — снова ушел без твоего разрешения. Она не знает, что ее поразило. Скорее всего, никогда не будет». Он поцеловал пальцы Ханны, когда она приблизила их к его лицу. «Сначала Ники, а потом Шейн. Как она вообще может надеяться понять?
«Все мои хорошенькие», — сказала Ханна.
"М-м-м?"