— Вы знаете, о чем я, — сказал Миллингтон, — об этом новом отделе по расследованию тяжких преступлений.
Резник вздохнул. — Да, и ответ таков: я знаю не намного больше, чем ты.
— А если бы вы угадали?
«Я полагаю, что дело дойдет до финансов, кто-то закатит истерику по поводу выделения новых офисных помещений, дополнительного персонала, и все затеряется на обратном пути к чертежной доске».
Даже когда эти слова были сказаны, Резник не был уверен, насколько он им поверил; но он также не хотел сталкиваться с последствиями создания команды для его карьеры. И не только его, но и Миллингтона.
Дивайн и Нейлор прибыли с разницей в несколько мгновений, Дивайн веселее, чем предполагали мешки под его глазами. — Значит, чай с пюре, сержант? — сказал он, потянувшись за своей любимой кружкой, украшенной выцветающим рисунком про игроков в регби и мячи странной формы.
Как обычно, Нейлор был тих, даже среди четырех человек легко забыть, что он здесь. Это была характеристика, которая при определенных обстоятельствах делала его хорошим детективом, каким он мог быть.
Миллингтон поймал взгляд Резника на часы. — Резервное копирование униформы? он спросил.
Резник покачал головой. — Давайте не будем начинать Третью мировую войну, Грэм. В конце концов, это всего лишь один юноша.
На губах Миллингтона играла сардоническая улыбка. «Ну, тогда все в порядке, не так ли? Кусок мочи.
В панике, пытаясь уйти от дома Незерфилдов, Ники даже не понял, что железные перила все еще были в его руке. Он быстро выбросил его в ближайший мусорный бак и продолжил бежать. Только когда он оказался в пределах видимости своего собственного дома, он остановился, грудь сжала, слезы жгли глаза. Только тогда он подумал о крови, которая была забрызгана его одеждой и испачкала лицо и руки. Он ни за что не мог войти вот так, ни за что. Вернувшись, он забрался в сад, взял с веревки два полотенца, прислонился к стене в глубокой тени и потер кожу, рубашку и джинсы. Все еще было вероятно, что, если он сейчас пойдет домой, кто-нибудь уже проснется: Шина слушает Blur и просматривает какой-то дурацкий журнал; Шейн рухнул перед видео, Жан-Клод Ван Дамм или Брюс Ли; его мама, пришивающая пуговицы к рубашкам Шейна или потерявшаяся в своем собственном мире, читающая один из своих дрянных романов «Миллс и чертова Блум».
Держась в стороне от больших дорог, быстро переходя дорогу от прохожих, Ники шел и шел, стараясь не думать о том, что может случиться, что случилось, что он будет делать, если мужчина или старуха умрут.
Когда он, наконец, повернул ключ в входной двери с болью в ногах, двери уже не было. Весь свет в доме погас. Быстро сняв сапоги, Ники уже направлялся к лестнице, когда услышал приглушенный стон из передней: вдоль дивана медленно тянулись волнообразные фигуры; его брат снова трахал Сару Джонсон.
В другой раз Ники остался бы там и наблюдал, но сейчас были более насущные дела. В ванной он запер дверь, прежде чем включить свет.
Иисус Христос!
Он мог подумать, что на черном цвете пятна не будут видны так отчетливо, но отрицать их было невозможно, толстые пятна, которые, казалось, были разбросаны по его рубашке и футболке, как будто он быстро ехал на горном велосипеде по грязи. Больше поверх его джинсов. И кровь была не только размазана по его коже, она прилипла к его волосам. Ники разделся до трусов и носков; снял носки. Он подумал о том, чтобы прополоскать рубашку в раковине, а джинсы, может быть, замочить в ванне, но понял, что времени слишком мало, да и не получится. Он принес из кухни мусорное ведро и запихал туда одежду. Утром первым делом он достанет их хорошенько и потеряет. Сжечь их, вот в чем дело.
Вот дерьмо! Шаги на лестнице. Ручка двери повернулась, но не поддалась.
— Подожди минутку, — сказал Ники.
— Ники? Голос Шейна. — Это ты?
— Да, я ненадолго.
— Какого хрена ты там делаешь?
— Что ты думаешь?
Ники подождал, пока его брат уйдет, прежде чем вернуться к раковине. По крайней мере, вода была еще горячей. Рядом с ванной он нашел старую щетку и намылил ее мылом. Ему придется умыться, почистить между пальцами, под ногтями, вымыть голову шампунем. Глядя в краснеющую воду, он увидел, как седая голова женщины ломается под ним, почувствовал удары, отдававшиеся по его рукам. Кто бы мог подумать, что в этой старой девочке столько крови?