— Вы звонили в службу экстренной помощи?
"Да."
— Ты, а не твоя коллега, Элизабет.
— Я не… Я не… Это могла быть Элизабет, я не уверен.
Резник поддержал его, взяв за руку. "Хорошо. Мы поговорим в другой раз. Вы можете сделать заявление одному из моих офицеров позже. А теперь не будем больше заставлять вашего мистера Джардина ждать.
Взявшись за перила, Мэтьюз с благодарностью вдохнул воздух, собираясь с силами, прежде чем идти вперед.
Имя было написано черной медной пластиной на белой карточке — ДЕРЕК ДЖАРДИН — и проскользнуло в медную рамку, прикрепленную к двери с дубовой отделкой, после нее букв было больше, чем в самом имени. Звук был глухим, когда Резник постучал.
"Инспектор." Джардин поднялся со стула, чтобы пожать Резнику руку. "Садитесь, пожалуйста."
Под занавешенным окном и вдоль одной из стен на полках стояли книги по социальной работе и малолетним правонарушителям, переплетенные экземпляры профессиональных журналов и отчетов. На другой боковой стене был прикреплен календарь с фамилиями и обязанностями персонала для записи и стирания; рядом с ним, без видимой закономерности, ряд фотографий; подростки, предположил Резник, прошедшие через руки Джардин. На сером картотечном шкафу рядом с директорским столом в обрамлении буреющего плюща и знавшего лучшие дни паутинного растения висела фотография самого Джардина в мантии и кепке, получающего академический свиток.
Через тридцать лет лицо стало более мясистым, появились тонкие морщинки, пересекающие нос и щеки, синие, как сыр рокфор. Темные волосы, седеющие на висках, лысеют; мелкие хлопья перхоти украшали плечи его темно-синего костюма.
«Конечно, это ужасно», — говорил Джардин, и Резник кивал, ожидая, что последует второе «ужасно», что и произошло.
«Молодой мальчик».
"Да."
"Трагедия."
Может быть, подумал Резник, репетируя пустую речь викария. — Прошлой ночью, сегодня утром, когда произошел инцидент, вас не было в помещении? Он не хотел, чтобы это звучало враждебно, но по выражению лица Джардин он понял, что так оно и было.
— Я не могу быть здесь все время, инспектор.
"Нет конечно. Я не имел в виду…»
«На самом деле я ушел довольно поздно. Девять тридцать или десять. Мои сотрудники связались со мной дома этим утром, когда… когда было обнаружено тело Ники».
«И это был Пол…»
— Пол Мэтьюз, да. Глаза Джардина сузились, и он наклонился вперед, прижавшись грудью к краю стола. — Инспектор, вы понимаете, что мы проведем полное внутреннее расследование. Я уже обсуждал это с директором социальных служб. А пока я должен попросить вас не допрашивать никого из моих сотрудников, если не буду присутствовать ни я сам, ни поверенный». Он откинулся на спинку стула. «У меня нет ни малейших сомнений, расследование установит, что, с нашей точки зрения, были соблюдены правильные процедуры».
Если бы были соблюдены правильные процедуры, подумал Резник, тогда, возможно, мальчик не лежал бы там мертвым. Он ничего не сказал, но Джардин прочла обвинение, безошибочно узнаваемое в глазах Резника.
— Мать Ники, — сказал Резник, — ее проинформировали?
Когда Резник вышел из здания менее чем через десять минут, он испытал облегчение. Несколько минут назад прибыл Грэм Миллингтон и встретил Резника снаружи, несколько крошек тостов все еще застряли в его усах. Легко представить, как Мадлен усаживает мужа за кухонный стол: «Грэм, ты не уйдешь в этот час без чего-то внутри себя. Ты же знаешь, как твой желудок выводит тебя из себя, когда ты это делаешь».
— Значит, достаточно прямолинейно? — сказал Миллингтон, осведомленный о деталях.
«Кто знает, Грэм? Парень умер, тут уж двусмысленно, но как и почему?..
— Однако он превзошел самого себя, не так ли? Я имею в виду, это было самоубийство?
Резник вздохнул. — Это кажется наиболее вероятным — в настоящее время.
Миллингтон вопросительно взглянул на него, приподняв бровь. — У вас нет оснований предполагать…
— Нет причин, Грэм, предполагать что-либо. Но там есть социальный работник, Мэтьюз, готовый трещать по швам. А директор, Джардин, задраил люки, как во время осады.