— Линни, с твоим отцом все в порядке. Честный."
Ее мать, которая верила в сны.
Для Нормы Снейп лучшие воскресенья были не в настоящем, а в прошлом. Она помнила, когда еще была с Патриком, как поздно просыпалась в той постели в Хаддерсфледде, солнечный свет заливал комнату, а Патрик сидел, опершись на подушки, рядом с ней и строил свой первый за день косяк. Затем они лежали там, все больше и больше обкурившись, пока, наконец, их не одолели обжоры, и они ворвались в холодильник в поисках остатков пиццы и мороженого с шоколадной крошкой. Эл Грин все время на проигрывателе: «Давайте останемся вместе», «Вот я (Приди и возьми меня)», «Позови меня (Вернись домой)».
Или позже, по воскресеньям с Питером, его руки трепещут у нее за спиной, как крылья, едва соприкасаясь, никогда не останавливаясь. Шина, девятимесячная, крепко спит рядом с ней, большой палец во рту, светлые волосы на глазах. Поднятие и опускание крошечной груди ребенка было не больше, чем нежное нажатие пальцев Питера на основание ее позвоночника. Напряжение внутри нее, когда она прикусила мягкую нижнюю часть своей губы, ожидая, когда его руки опустятся ниже.
Норма пошевелилась и потянулась за чашкой чая, которую она принесла ранее и которая уже давно остыла. В обмороке внизу она могла слышать звук телевизора, хотя готова была поклясться, что слышала, как Шейн ушел уже почти час назад. Она заерзала вокруг простыни и потянулась за журналом. Теперь она могла слышать, как Шина набирает себе ванну. Но не ее Ники, его там точно не было. Заткнись в этом месте, бедный ублюдок, заткнись в этом ублюдочном доме. Сегодня днем она хорошо встанет, пойдет к нему, угостит его шоколадом, сигаретами, чем-нибудь особенным, чем-нибудь на угощение. Что бы он ни сделал, если уж на то пошло, он был ее сыном; от этого никуда не деться, вообще никак. Она просто побудет там еще минут десять, потом встанет насовсем, запьет свежесваренного чая. Она закурила сигарету и щелкнула по проблемной странице — любой другой, кроме ее собственной, они были подпружиненными.
Она все еще лежала там, полчаса спустя, когда раздался звонок в дверь.
Когда стало ясно, что, кто бы это ни был, они никуда не уйдут, Норма накинула халат и прошаркала к окну наверху, выходящему на улицу.
"Какого черта …?"
Она увидела, как Резник смотрит на нее снизу вверх, и то, что она увидела в его глазах, вонзилось ей в живот, как кулак.
Внизу она могла видеть его силуэт сквозь пестрые стеклянные панели в верхней части двери. Нетерпеливая с засовами, ее пальцы, наконец, нащупали дверь.
«Норма…»
Это все еще было в его глазах и в том, как он стоял.
— Это Ники, не так ли?
"Да."
— Что-то случилось с Ники.
— Боюсь, что да.
Руки Нормы были сжаты по бокам; на мгновение она закрыла глаза.
«Норма. Думаю, нам лучше поговорить внутри.
"Скажите мне."
«Норма…»
Она схватила его за лацкан пальто. — Бля, скажи мне!
У Резника перехватило дыхание. «Его нашли сегодня утром. Норма, он…
"Он умер."
Голос Резник был тихим, каждое слово кричало в ее голове. "Да. Да, Норма, боюсь, он мертв.
Она отдернула руку, и ее ладонь разбила стекло двери. Из ее рта вырвалось скорее шипение, чем крик. Резник поймал ее и прижал к себе, ее дыхание коснулось его лица. Кровь стекала с ее ладони и запястья вниз, мимо кончиков пальцев, на пол.
— Норма, давай. Давай, давай зайдем внутрь». Он вел ее, наполовину волоча, по короткому коридору. Шина стояла у подножия лестницы с бледным лицом, завернутая в полотенце.
— Помоги мне провести твою маму в гостиную.
Шина не двигалась.
Снова и снова Норма повторяла имя Ники. Резник усадил ее на диван и поднял ее руку так, чтобы ее ладонь оказалась на уровне ее головы. Мультяшные динозавры сражались по телевизору.