— Как думаешь, Доусон обработает его?
— А я-то откуда знаю!
— Все, пока. Не переживай, Макси.
Глава 9
Отель «Камерун», понедельник, пять часов двадцать минут дня. Редеют группы загорающих вокруг бассейна и в солярии на крыше отеля. Служащие бассейна и солярия, официантки, работающие на улице, разойдясь по укромным уголкам, подсчитывают чаевые за день, Всю смену они не покладая рук выжимали их из клиентов за полотенца, лосьоны, напитки и особое внимание при выборе места для шезлонга.
В это время дня народ стягивается в номера. Души работают на полную мощность, это час пик в потреблении воды. Рассыльные и официанты носятся вверх и вниз со льдом, закусками, напитками. У швейцара дел по горло. Продолжается регистрация гостей, а уже начинают приезжать на своих машинах и такси желающие посмотреть вечернее шоу, к тому же нужно поймать такси для тех, кто едет в другие места города, позаботиться, чтобы приехавшие на автомобилях быстро нашли место на стоянке, а уезжающие — выбрались с нее без задержки, и от всего этого в глубоком кармане униформы становится все больше серебряных долларов.
Начинают заполняться бар «Африк» и Малый зал. Появились отдельные посетители в просторном зале «Сафари». Пришли те, кто предпочитает пораньше сесть за столик, не торопясь выпить и закусить до начала большого представления. Бармены переключаются на самую высокую скорость, отрабатывая то, что не доработали в предыдущие часы своей смены.
Нарастает шум и гром приготовлений на кухне. Все плиты и столы в действии, шеф-повара предельно бдительны в своих родных залитых светом стальных джунглях.
В казино пока не работают три стола для игры в «двадцать одно», один — в крэпс и один — в рулетку, но вокруг них собирается народ, сейчас и они заработают. В комнате для отдыха сидят служащие казино, у которых сейчас перерыв. У них длинная смена, и они полчаса работают, полчаса отдыхают. Они наливают кофе из общего бачка в бумажные стаканы, лениво болтают о своих детях, газонах, о следующей поездке на рыбалку на озеро Мид.
В Малом зале пианистка играет все, что знает из Гершвина, а свободная от музыки часть ее мозга занята молитвой во здравие Скиппи, который так болен, так болен, что в последний раз даже не скандалил, когда его возили к ветеринару.
У стойки регистрации, где и так много работы, сотрудник в третий раз объясняет с подчеркнутой выдержкой, что «Камерун» не несет ответственности за фотоаппарат, забытый у бассейна.
В салоне красоты «Леди Элоиза», что располагается в пассаже, соединяющем отель и конференц-зал, и весь сдан в аренду, парикмахерша в торопливом ритме конца дня делает прическу явно расстроенной пышной даме, которая сегодня всем говорит одно и то же: «Он проиграл все наши сбережения, и теперь мне надо идти работать, а я не работала уже семнадцать лет. Я не могла остановить его, он как с ума сошел, честное слово». Мастер сочувственно бормочет что-то. Редко проходит неделя, чтобы она не выслушала три-четыре такие истории. Люди приезжают в Вегас отдохнуть, и им не с кем больше поговорить.
В баре «Африк» вокально-инструментальный секстет выколачивает собственную аранжировку известного мюзикла. Весьма интересная женщина, которая, сохраняя внешнее достоинство настоящей леди, пьет уже больше двадцати часов, внезапно валится с высокого стула у стойки бара, и инцидент так ловко ликвидируется персоналом, что лишь с дюжину посетителей успевают его заметить.
Звезда большого шоу в «Сафари» пока пьян, и его импресарио и любовница бьются над ним, чтобы к вечернему представлению привести его в божеский вид.
В центральной части города, в заведении Леффингсона и Фласса, в одной из дальних комнат, куда никогда не заходят опечаленные родственники и друзья, служащий быстро прилаживает бирку с адресом на специальный гроб, в котором можно перевозить тела обычными вагонами. Гроб должен быть доставлен в адрес похоронного бюро на востоке страны.
— Ну-ка помоги, — говорит он помощнику.
Гроб стоит на тележке. Вдвоем они везут его в холодильную камеру, где гроб будет находиться до отправки на станцию — до завтра.
— Стаскивай ящик, Элберт, — приказывает старший, а сам закуривает, прислонившись к стене.
— Занятно, — говорит Элберт, — два билета на одни... останки.
— Растешь. У тебя язык становится более профессиональным, Элберт.
— А зачем все-таки два билета?
— Такое правила. Но если, например, вдова захочет поехать по одному из них, то ей разрешат.
— Она не из тех, кому надо экономить на билете. А потом, сопровождать гроб — это здорово давит на психику.
— Ага, ты сам произнес это слово.
— Мне можно, я знаю, когда творить и когда нет. Та-ак, полей тут из шланга, Элберт, и мы закругляемся.
— А вот пока вы здесь, мистер Луден, сколько примерно народу попрыгало из больших отелей?
— Элберт! Ты удивляешь меня. Такие вещи надо знать. Счастливые отдыхающие Лас-Вегаса ни-ко-гда не прыгают с этих высоких зданий. Просто у некоторых из них бывают приступы головокружения. Объясняется это высоким содержанием кислорода в нашем бодрящем воздухе пустыни, Элберт. Они перенасыщаются кислородом.
— Ну да. Как тот мужик в прошлом месяце, который просадил все деньги и спрыгнул с гуверовской плотины на покатую сторону. Пока он докувыркался до крыши электростанции, с него содралась вся кожа. Во как, до чертиков, накислородился.
— Элберт, если хочешь профессионально расти, кончай эти разговоры. Хорошо, что не ты собираешь у нас статистику по смертям. Эта пустыня — самое здоровое место в мире. Давай сматывай шланг, вешай на место и пошли отсюда.
Хью Даррен и Джордж Ладори стоят в самой большой холодильной камере отеля. Джордж показывает Хью разрубленные надвое говяжьи туши, поступившие сегодня. Острым и тонким ножом он делает тонкий срез со спины и показывает его Хью. Качество можно разглядеть и под искусственным светом, который делает мясо слегка голубоватым.
— Штамп высшего сорта, Хью, но это нижний предел. Сам смотри, «мрамор» не тот. Это, скорее, хороший первый сорт. Но мы платим за высший. А что, по-твоему, мне делать?
— Все шестнадцать такие?
— Как тебе сказать... По большому счету, ни одна из туш меня не удовлетворяет.
— А сколько сильно не нравятся?
— Я бы сказал, шесть.
— Я бы сказал, позови сюда Краусса, пусть сам приедет, и скажи все, что ты думаешь. Пусть или заменит, или снизит цену на те шесть. Если снизит цену или ни о чем не договоритесь, пустишь эти шесть на конгрессы, для фирменных блюд не используй.
— Я так и думал, что ты это скажешь.
Хью слегка улыбается ему:
— Ну вот, в следующий раз и спрашивать не придется.
В маленькой комнате рядом с душевой, которой пользуется охрана, Бобер Браунелл и Бобби Валдо играют в джин вместе с Гарри Чармом, одним из тех специалистов, чьи имена, как и Валдо и Браунелла, появляются в платежных ведомостях одной из корпораций, управляемых из «Икс-торга». Помимо номинального жалованья они время от времени получают хрустящими от Эла Марта, при личных встречах.
— Джин! — восклицает Бобер.
— И как у тебя дела с этой артисткой, как ее, Гретхен? — хитро спрашивает Бобби.
— На что-то обиделась, не знаю. Даже не подойдешь к этой дуре.
— Так брось, — советует Бобби.
Браунелл улыбается во весь рот, обнажая желтые зубы:
— Бобер никогда не отступает, ребята.
Гарри Чарм заканчивает подсчет очков. Бобер сдает.
— Про кого это вы там? — отдуваясь, спрашивает Гарри. Он астматик. Лицо этого старого бандита покрыто шрамами. Он вечно ноет из-за всякой ерунды. Гарри изучает карты.
— Всю жизнь карта не идет. Вечно проигрываю.
Чарм и в полиции служил, и в тюрьме сидел. Он пользуется особым доверием. Когда кого-нибудь надо наказать, Эл Марта обычно говорит с Гиджем Алленом, тот — с Гарри Чармом, а Гарри дает указание Браунеллу, или Валдо, или кому-то еще, кого он сочтет наиболее подходящим для данной операции.