— Да, верно. Думаю, я съезжу туда, в ваш домик, и посмотрю там, если вы не возражаете и дадите мне ключ.
— Ключ я тебе дам, Хью. Все это начинает меня ужасно беспокоить, я боюсь за нее. Я нутром чувствую, что этот адвокатик прав. Если б с ней ничего не случилось, она прислала бы мне хоть открыточку, потому что она внимательная девочка. Она... Как будто меня снова... Как вроде я снова переживаю свой прежний позор, опять прыгаю на этих старых железных кроватях в паршивых отелях от Акрона до Атлантик-Сити, и все ради того, чтобы выйти на сцену в блестках и подавать полупьяному фокуснику его проклятый цилиндр или тросточку с секретом, да деньги, которые мне или не платили, или одалживали обратно. От такой жизни сердце превращается в камень. Но в конце этого пути я нашла себе человека, и он постепенно вернул меня к жизни. Все, что было до него, стало казаться или кошмарным сном, или несуществовавшим.
Уезжая от нее, Хью взял ключ и в середине следующего дня съездил в каменный домик в пустыне. Тишина и пустота дома убили его. Он видел Бетти так явственно — каждое движение, позу, выражение лица, и за тишиной слышал малейшие оттенки ее голоса. Здесь их любовь впервые обрела свое завершение, и это было много больше того, чего каждый из них ожидал.
Здесь слишком многое напоминало о ней. Все здесь было слишком личное, слишком особое, слишком памятное. Но Хью не нашел ни малейшего признака того, что Бетти провела здесь эту ночь. Если бы да, то она оставила бы след, какой нашла бы нужным.
Обратно он ехал очень быстро, терзая автомобиль на неровной дороге. Хью передал ключ Мэйбл и сообщил, что ничего не обнаружил.
Вернувшись в свой кабинет, он уже знал, каким будет его следующий шаг. Хью не знал, сработает ли он, но точно знал, что должен его сделать.
Глава 12
В любом большом отеле тонко и сложно завязаны отношения сотен человеческих существ. Мир служащих полностью отделен от мира, населяемого гостями. Работники отеля — это вообще особая человеческая порода. От них ничего не скроешь. Если, скажем, временный мойщик посуды выиграл на спор пару долларов, то старая дева, исполняющая обязанности кастелянши по четвертому этажу, узнает об этом через десять минут. О том, что молодая жена второго шеф-кондитера забеременела, будут знать все вплоть до старого садовника.
У Хью Даррена родители работали в отеле, и он вырос в этой необычной атмосфере. Поэтому он знал, что хороший менеджер не обращает внимания на эту ерунду, если она не мешает работе отеля. Одновременно он испытывал презрение к таким менеджерам, которые насаждают и поддерживают в отеле настоящую шпионскую сеть, собирая любую грязь, чтобы шантажировать служащих, — не только для того, чтобы держать в узде персонал, но и в некоторых случаях для получения навара при выплате жалованья или получении товара. Результат такого администрирования гости видят, не догадываясь об истинных причинах, в грубости персонала, в грязи и безразличии к работе.
Но теперь у Хью были веские личные причины пойти на риск разрушения системы, им созданной, не думая особенно о последствиях.
Он был уверен, что фрагменты того, что произошло в ночь с понедельника на вторник, рассеяны в памяти служащих отеля, как и все части двухлетней истории того, как Макс Хейнс шантажировал Бетти Доусон. Силой, запугиванием, принуждением — только так можно было собрать этот разбросанный фактический материал в одну стройную картину.
Хью приступил к делу во вторник, в последний день мая, во второй половине дня. Он вызвал Джорджа Ладори в кабинет и поговорил с ним один на один.
— Джордж, я хочу немного скорректировать свою политику. Отныне персонал не будут автоматически принимать и увольнять по твоей рекомендации, я сам буду рассматривать каждый случай.
— А если ты оставишь того, кто мне не нужен?
— Тогда уже ты будешь решать, уходить тебе или оставаться.
Ладори уставился на Хью из-под густых бровей:
— Кто тебе дает такие указания? Что ж, тебе лучше знать. Так все хорошо идет, теперь ты крушить начинаешь.
— В дополнение к этому, Джордж, я оставляю за собой право поднимать зарплату любому лицу в твоем подразделении без твоего ведома.
— А как это будет сказываться на бюджете?
— Бюджета ты будешь придерживаться.
— За счет качества?
— Это твои проблемы.
Ладори встал:
— Было так все хорошо, Даррен. Теперь будет такая же дрянь, как в других местах. Тебя что, кто-то запугал?
— Пока все, Джордж. Когда я снова захочу увидеть тебя, я тебе скажу.
— С этим не торопись.
То же самое он сказал Джону Трэйбу, заведующему питейным хозяйством, Уолтеру Уэлчу, шефу ремонтно-эксплуатационной службы, Банни Раису, своему «ночному управляющему», и своему управляющему делами. У каждого из них это вызвало настороженность, и Хью понял, что нормальные отношения испорчены и, возможно, уже не подлежат восстановлению.
Теперь ему надо было сидеть и ждать.
Первым клиентом оказалась горничная, которая работала в мотеле четыре месяца и которую кастелянша этажа заподозрила в мелком воровстве. Гости несколько раз жаловались на таинственные мелкие пропажи. С этим вопросом пришли к Хью. С помощью одного из гостей ей подстроили западню, оставив в номере на туалетном столике семь стодолларовых купюр. После произведенной ею уборки купюр осталось шесть. Сотрудник по безопасности — у Даррена их было двое — привел женщину в его кабинет. После бурных протестов, сила которых постепенно сошла на нет, горничная достала из потайного места на себе меченую купюру, бросила ее на стол Даррена и разразилась слезами.
Хью отпечатал ее признание, женщина подписала его, а Хью и его сотрудник подписались в качестве свидетелей. Только сотрудник ушел, появилась Джейн Сандерсон, села за свой стол и с любопытством стала посматривать на происходящее. Хью увел женщину в маленькую комнату для совещаний рядом с кабинетом и закрыл дверь. Когда эта женщина с осунувшимся лицом по имени Мэри Майчин пришла в себя, Хью обратился к ней:
— Это не мелкое воровство, это сто долларов. Вы это понимаете. Стоит мне дать ход делу, и вы получите не меньше шести месяцев. Шесть могу вам смело обещать. — Выждав, пока утихнет новый всплеск причитаний и слез, Хью продолжил: — Но я могу и не делать этого, если получу от вас кое-какое торжественное обещание, после первого же нарушения которого я отдам вас полиции. — Она торопливо закивала. — Я не буду говорить вам сути, но вы должны будете собирать любую информацию о Бетти Доусон, которая уехала отсюда шесть недель назад, и все передавать мне. Любые слухи о ней и о том, что с ней могло случиться. Понимаете? Прекрасно. Дальше. Мне нужны слухи о работниках отеля, у которых есть проблемы — денежные, семейные. Только не пытайтесь искать меня. Во время своих регулярных обходов я сам буду находить вас и вы мне будете рассказывать все, что знаете. Слушайте, спрашивайте. Но если вы не сумеете достать для меня никакой информации, то я, Мэри, извлекаю ваше чистосердечное признание из своего личного досье и вы идете прямиком в тюрьму. С этим ясно?
Отпустив запуганную женщину, Хью задумался над тем, как это все грязно и жестоко, но другого пути он не видел. С помощью подобных методов и угроз он поставил себе на службу слух и память электрика из ремонтно-эксплуатационной службы, официантки кафетерия, толстого и жадного рассыльного. Те рассказали кое-что о других работниках отеля, и у Хью появились бармен, смотритель солярия, молодой садовник, охранник бассейна. Хью хладнокровно и безжалостно прижал их, используя против этих людей их собственные страхи, жадность, неуверенность, и заставил их усердно заниматься шпионажем.
По кусочкам начала складываться ужасающая картина. Хью даже не мог себе позволить думать, что собирает такие сведения о женщине, которую любит. Он выковал в себе особую объективность. Ее составляющей было сознание высокой цели, ради которой он затеял все. Эта высокая цель была как бы существом, поддерживавшим его и следовавшим за ним вполшага сзади, но он боялся оглянуться и посмотреть ему в лицо, чтобы не сломаться.
Он записывал любой значительный фрагмент, и, по мере того как начала вырисовываться общая картина, она подсказывала ему, по каким направлениям надо усилить нажим, чтобы добиться завершенности.