Дина плакала и плакала. Когда приехала мама Катя, она не могла говорить от слез. Но нянечка Надя сама все рассказала. Она говорила, что у Дины ужасный характер и с ней будет трудно. Катя посмотрела на Дину, звякнула браслетами и сказала:
– Я скоро вернусь.
За ней захлопнулась калитка, а нянечка Надя тут же:
– Вот видишь, даже мама от такой жадной девочки уехала. Смотри, откажутся от тебя!
Динка сидела на мокрой скамейке, держала зайца на коленях. Слез не было.
Но мама вернулась. Она была сердитая. Она привезла целую огромную сумку зайцев, медведей и собак. Сунула ее нянечке Наде и села рядом с Динкой, обняла ее одной рукой. Динка уткнулась ей лицом в бок.
Забрали ее в дождливый день. Над детским домом висела серая лохматая туча. Ребята высыпали в коридоры, прижимали носы к стеклам. Никто Динке не махал. Мама вела ее через двор к машине. На Дине был новый плащ и беретик в тон.
– Привет, – сказал ей папа Сережа. Он сидел за рулем. – Поехали?
Дина кивнула. Мама захлопнула дверь. У зайца вздрогнули уши. На окна детдома Дина не смотрела.
Сначала было все хорошо. У Дины появилась своя комната. Свои игрушки. Свои книжки. И чудесный розовый стол со стулом. Кукольный дом. Платья, туфельки, сапожки с цветочками, красивый свитер, заколки и даже своя кружка. Мама купала ее каждый вечер в ванне с особенной пахучей пеной, из которой можно было строить облака и замки. После такой пены Динка почти не пахла протухшей водой, в которой в детдоме они мыли ноги все по очереди, начиная с малышей, в одной и той же воде. Динку записали в школу. Правда, опять в первый класс.
Ко многому Динке пришлось привыкать. Оказывается, простыни и пододеяльники тоже стирают, как носки и трусы, фрукты нужно мыть, а овощи чистить ножом. Раньше Динка не знала, что картошка на самом деле коричневая, а не белая, что мыло бывает разноцветным, что полы протирают руками, а не шваброй. Она училась мыть посуду, пришивать пуговицы и даже делать чай сладким. В первые дни она молча пила невкусный чай, но наконец решилась сказать:
– Чай невкусный.
– Почему? – удивилась мама и тут же догадалась. – Да ты сахар-то положи, Дина!
И мама пододвинула ей фарфоровую сахарницу. Там лежала крупная желтоватая соль.
– Это сахар, – сказала мама и протянула Динке ложку. – Ты какой любишь? Сильно сладкий? Положи две. Размешай. Теперь вкусно?
Динка кивнула и сказала:
– А у нас в детдоме чай сразу сладкий!
Папа вскочил и вышел из кухни. Динка испуганно уткнулась в кружку.
А зато она умеет аккуратно постель заправлять! Ее всегда хвалили за это! Она хотела сказать это маме, но потом вспомнила, что здесь это не нужно: постель убиралась в ящик дивана.
Долго Динка не могла привыкнуть засыпать одна. Мама читала ей книжку, целовала и уходила, прикрыв дверь. Тускло горел ночник – улыбающийся месяц. Было слышно, как за окном проносятся вдоль их дома машины и гудят тополя. Динка потихоньку вставала, выскальзывала из своей комнаты и садилась на пороге родительской. Они смотрели телевизор или шептались о чем-то, будто Динки и не было. Несколько раз она так и засыпала у них на пороге. Открыв дверь, папа чертыхался, мама охала, и они несли Динку в постель.
Потом Динка стала замечать, что новые мама с папой ссорятся, потом – что из-за нее, что папа недоволен ею, а мама – папой. Потом они поругались совсем сильно, и папа ушел. Его не было несколько дней, но потом он вернулся, и все было по-старому.
Динка мучилась, потому что не знала, что она делает не так. Но ничего не говорила, боялась говорить, боялась, что с ней заговорят об этом, ведь все равно здесь было лучше, чем в детдоме. Потому что каждое утро мама вела ее в школу, где никто не знал, что она приемная. Потому что мама целовала ее в щеки, перед тем как уйти. Потому что мама всегда улыбалась, даже если Динка вдруг разбивала тарелку или проливала компот, а вечерами они вдвоем подолгу лежали в обнимку на кровати и читали по очереди книжки: строчку – Дина, страницу – мама. Перед сном мама рассказывала про далекую бабушку Тасю, замечательный город Лесногорск и волшебные Легкие горы.
При папе нужно было вести себя тихо-тихо, а при маме – как хотелось.
Потом он ушел совсем.
– Это из-за меня.
– Нет, Диночка, что ты… просто…
Динка чувствовала, как мучительно подбирает мама слова. Медленные слезы катились по маминым щекам и капали Динке на макушку. Казалось, мама сама не замечает, что плачет.
– Просто мы очень долго жили одни, ему трудно привыкнуть и… – Мама опять замолчала. Потом сказала сердито: – Но знаешь, тебя я люблю больше, чем его.