Выбрать главу

Когда проехали железную дорогу, она сказала:

– Мы с Юрасем будем гостить у бабушки. Пить парное молоко и ходить за ягодами.

Юрась фыркнул. Но Динка даже не посмотрела на него, она говорила это деду.

После Центральной усадьбы она сказала:

– Там страшные скалы, с пещерами, но мы с Юрасем туда не полезем.

Динка уставилась на него своими глазищами. Юрась буркнул что-то в ответ.

– А мы с Юрасем…

– Надеюсь, вы с Юрасем не будете никуда сбегать, а то ведь я и выдрать могу! – сказал дед.

И Юрасю полегчало.

Бабушка Тася встретила их сурово. Сухо расцеловалась с дедом и Катей, одинаково равнодушно погладила по голове и Юрася, и Динку. Юрась никак не мог понять, к кому относится эта суровость: к нему, сбежавшему из лагеря, или к этой чужой девчонке, которая сразу притихла и оробела, покрепче вцепилась в Катину ладонь.

«Ничего бы этого не было, – вдруг понял Юрась, – если бы мама не уехала в свою Москву».

Катя звала пить чай, но Юрась не пошел. Он сел на поленницу у темной теплой стены сарая, закрыл глаза. Поплыли перед глазами круги и пятна, золотые, оранжевые.

– Дина, Юрась! Чай замерзнет! – кричала Катя.

Юрась вдруг пожалел эту девчонку: у бабушки Таси не забалуешь. Хотя ей, наверное, не привыкать, после детдома… Юрасю так тоскливо стало, что хоть вой. Как попала Динка в детдом, где ее родители? Может, и живы, может, ее мама тоже собралась второй раз замуж, а Динку – с глаз долой?

– Дядя Саша звонил твоей маме по телефону, – услышал он совсем рядом Динкин голос, но почему-то не удивился, даже глаз не открыл. – Я слышала, как он с ней разговаривал. Он сказал, что так нечестно и что она должна обязательно приехать и с тобой все обсудить. А что обсудить, Юрась?

Когда Юрась понял, что дед на его стороне, он все-таки не выдержал и заплакал. Он всхлипывал в ладони, а Динка сидела рядом, положив горячую руку ему на спину и прислонив голову к его плечу. Когда слезы кончились, Юрась сказал сердито:

– Никому не говори, поняла?

Динка только кивнула. И Юрась ей сразу поверил.

Два друга

Как только Динка приехала к бабушке Тасе, у нее появилось два друга. Первый друг сам выбежал ей навстречу, едва мама толкнула калитку. Разметая воробьев по двору, хлопая ушами, путаясь на поворотах в лапах, летела им навстречу самая смешная собака в мире. Она была тощая и длинноногая, а лаяла так звонко, что Динка зажала уши, а мама засмеялась:

– Юла, Юла…

Собака стала ластиться, упала на живот, поползла к дяде Саше, потом к Юрасю, перевернулась на спину, будто просила, чтобы ее погладили, и косила то на маму, то на Динку темными круглыми глазами. Динка засмеялась и погладила Юлу по пузу. Юла тут же вскочила и лизнула Динку в щеку, в нос, в губы.

– Ну-ну, суматошная, отстань, – сказала, выходя на крылечко, бабушка Тася.

Юла была необычной собакой. Появилась она у бабушки Таси вот как.

Это случилось три года назад, бабушка Тася тогда еще постоянно жила в Легких Горах, хотя зимой дорогу заносило и добраться до города иногда было просто невозможно.

Январь перевалил за середину. Стояли крещенские морозы, да такие, каких давно в этих краях не было. Бабушка Тася утеплила стайку, где жила молодая козочка Беляша и десяток кур. Тяжело стало за водой ходить, хоть и колодец недалеко. Вода в колодце покрывается тонким стеклом льда. Ведро пробивает в стекле узкую лунку, вода набирается медленно, нехотя. Каждый раз, когда надо было идти за водой, бабушка Тася собиралась с духом. Хорошо, что расчистили дорогу, завтра обещал приехать Саша, он наносит воды на неделю. Но сегодня-то как? Надо идти.

Скрипит, ворчит под ногой снег, будто слова выговаривает, воздух звенит льдинками, обжигает зубы при каждом вдохе. Белая шапка на крыше колодца. Варежки примерзают к ручке ведра. Стукнуло ведро об лед, что-то взвизгнуло. То ли ручка у ведра, то ли ворот у колодца, и бабушка Тася не могла понять, почему ведро так тяжело. А когда вытащила, ахнула. В воде, перемешанной с крошками льда, барахтался, пытаясь выбраться, щенок. Его когти скользили по стенкам ведра. Щенок так посмотрел на бабушку Тасю темными круглыми глазами, что она сдернула с головы шаль, укутала его, мокрого, крупно дрожащего, посеменила домой, бросив у колодца и ведро и коромысло.

Сначала бабушка Тася думала, что ей не выходить щенка.

– Девка, – констатировала она, подняв щенка за шкирку и внимательно осмотрев. – Иди-ка вот…

Она достала старую Сашину шапку-ушанку, уложила туда щенка, укрыла пуховым платком и устроила у жарко натопленной печи. Но щенок дрожал не переставая и все пытался из шапки выскочить.