Натолкав уже половину чемодана, я добралась до глубины шкафа, чтобы найти свои купальники, и наткнулась на уголок белой хлопковой ткани. Потянув за него, я в буквальном смысле получила удар под дых, когда почувствовала такой знакомый аромат любимого мужчины. Слезы грозили снова вырваться из глаз. Но злость пересилила.
Я начала яростно рвать рубашку Моргана, а когда пальцы уже саднили, схватила с комода ножницы и начала резать ее на куски. Последним, что мне оставалось, — сжечь ее. Я решительно выскочила из квартиры, хлопнув дверью. Зажав в руке куски ненавистной вещи и зажигалку, я рванула к лифту, спустилась на нем вниз и, пройдя через прачечную в подвале, вышла на задний двор. К счастью, здесь периодически тусовались подростки из нашего района, А значит, возле мусорных контейнеров стоял жестяной бак, в котором они разжигали костры.
Я выволокла из угла этот бак и кинула в него рубашку, предварительно подпалив кончик. Ткань некоторое время тлела, но так и не загорелась. Я подошла к контейнеру с сухим мусором и начала рыться в поисках бумаги, которая помогла бы мне совершить акт вандализма над дизайнерской вещью. За спиной раздался голос, заставивший меня подпрыгнуть от испуга.
— Тебя с работы уволили?
— Твою мать, Стив! — воскликнула я, положив руку на сердце. — Ты охренеть как напугал меня. — Я повернулась к мужчине, который, выбросив мусор, теперь стоял, облокотившись о перила у черного выхода, и подкуривал свою раковую палочку. — Нет, не уволили. С чего ты взял?
— Тогда почему ты роешься в мусоре?
— Ищу бумагу, чтобы поджечь.
— Что собралась спалить?
— Да так, ненужную вещицу.
Я выдернула из общей кучи смятые детские рисунки и пошла к своему алтарю. Стив вальяжно приблизился ко мне и заглянул в бак. Присвистнув, парень приподнял рубашку за воротник и посмотрел на этикетку.
— «Том Форд»? Хороша ненужная вещица. Не твой размер, Мо.
— К черту психоанализ, Стив. Не собираюсь это обсуждать, — буркнула я и подожгла бумагу. Та сразу загорелась, делясь пламенем с рубашкой.
— Мо? — Я молча смотрела на то, как рубашка Моргана с шипением покидает этот мир. Мне становилось легче. Я вздохнула. — Мо, — снова позвал Стив.
— Что?
— Обычно помогает разговор, а не сжигание его вещей.
— Много ты знаешь, — фыркнула я.
— Я знаю одно: если тебе больно, мы с Руби здесь. Ты в любой момент можешь прийти поговорить с нами. — Он сжал мое плечо теплой ладонью. Я похлопала его по ней и улыбнулась сквозь слезы.
— Спасибо, Стив. Я буду в порядке.
— Несомненно, малышка. Завтра будешь. А сегодня дай волю чувствам. — Он наклонился к моему уху: — Но через час собери свое дерьмо, Моника, и живи дальше. Тебя рожали не для того, чтоб из-за одного мудака наматывать сопли на кулак.
— Знаешь, Стив, ты был бы отличным сержантом.
Он рассмеялся.
— А я и был. Но те времена в прошлом. Мне и в чине капитана неплохо.
Мужчина подмигнул, кинул окурок в огонь и махнул в сторону двери.
— Давай, дорогая, пора домой. Вечером Логан с дружками завершит начатое тобой.
— Спасибо.
— Да не за что.
Стив подмигнул мне, и я поняла, что у меня есть не только Роуз. Я окружена любящими и понимающими людьми. В тот момент я пообещала себе, что обязательно переживу падение своей гордости на дно грязной ямы развратника Моргана Стайлза.
Глава 10
Морган
Таксист остановился у знакомого дома. Расплатившись, я вытащил сумку из багажника, вздохнул и поплелся к порогу. Один стук, два… Никто не открывал дверь. Догадавшись, что они могут быть на заднем дворе у бассейна, я обогнул дом и открыл калитку с помощью кода.
Как только металлическая дверца бесшумно распахнулась, мое дыхание остановилось на несколько секунд. А потом сердцебиение начало набирать обороты, угрожая мне тахикардией.
Возле бассейна, в розовом бикини, которое едва ли прикрывало ее аппетитную попку, была Моника Грейнджер. Женщина, из-за которой я умирал и оживал, которую я любил и ненавидел, которая ломала меня и чинила каждый раз. Она не просто стояла там. Она танцевала, посмеиваясь. Ее прекрасное тело чувственно изгибалось под неспешную мелодию, а волосы развевались от легкого бриза.
Каждый изгиб и впадинка этой невероятной девушки были пропитаны сексом. Бледная кожа, слегка покрытая загаром, светилась на солнце. Все ее округлости кричали, чтобы я взял ее и не отпускал никогда.
Я стоял и молча любовался ее движениями и переливом сладкого смеха, будоражащего мои внутренности. Член напрягся от созерцаемой картины. Впрочем, он делал так каждый раз, стоило только Монике появиться в пределах видимости. И все. Я готов к продолжению рода. Ну, или, как минимум, к приятному времяпрепровождению. Хотя что говорить, к продолжению рода я был более чем готов. Только Моника оказалась не готова. Для нее все было слишком быстро. Слишком рано. Слишком пугающе. Слишком. Слишком. Слишком…
Она повернулась и резко остановилась, глядя на меня. Боль в ее взгляде, промелькнувшая всего на мгновение, с грохотом обрушила на меня весь ужас того, как мы расстались в последний раз. Я поступил как подонок. Мной руководило не сердце, а гребаное желание мести. Жажда унизить ее и сделать больно. Я так хотел увидеть, как она испытывает ту же боль, что испытал я, когда на мое признание в любви она ответила тем, что не любит меня и мы не можем больше проводить время вместе.
Я думал, после того гнусного поступка мне станет легче. Не стало. Теперь мне было больнее вдвойне, потому что я остро ощущал не только свою боль, но и ту, что испытывала Моника. Я хотел забрать ее боль. Хотел обнять, унести в комнату, попросить прощения и пообещать что угодно, только бы она поверила мне, что такое больше не повторится.
Пренебрежение, сменившее боль в ее взгляде, подсказало, что мой план несвоевременный. Моника подбоченилась и криво улыбнулась мне. Черт, даже такую ее я любил. Взгляд невольно пробежался по ее телу. Ублюдок во мне отметил пышную грудь, едва прикрытую двумя треугольничками розовой ткани, и изгибы киски, едва виднеющиеся под этим кусочком материи. Или я себе это нафантазировал? Член снова дернулся в брюках. Моника окинула меня взглядом и, выразительно взглянув на очевидную выпуклость южнее талии, неодобрительно фыркнула.
Это заставило меня прийти в себя. Она отвернулась и пошла к шезлонгам. Я поправил стояк и, крепче вцепившись в ручки спортивной сумки, зашел на задний двор. Там было пусто. Моника была одна. Она танцевала, находясь во дворе в одиночстве? Черт возьми, эта женщина не переставала удивлять. Моника грациозно расположилась на шезлонге и демонстративно открыла книгу.
— Привет, Мо, — мягко поприветствовал я. — Она дернула плечом, видимо, в надежде стряхнуть меня, как назойливую муху. — Где Джордж с Роуз?
Она скривила пухлые губки.
— Трахаются.
— Ладно, — протянул я. — Пойду в свою комнату.
— Она уже не твоя, — ответила она, не поднимая взгляда от книги.
Я обратил внимание, что книга перевернута вверх ногами, и это меня позабавило. Она определенно злилась на меня. Но стадию ненависти, похоже, уже прошла. Теперь она пытается меня игнорировать, но ей это плохо дается.
— В каком смысле — не моя?
— Теперь в ней живу я.
— Почему?
— Потому что в ней кровать больше.
— Логично, что мне нужно больше места для сна, Грейнджер, — рыкнул я, разозлившись. — Ты видела кровать во второй спальне? Она крохотная.
— Ага. Видела. Я поспала на ней первую ночь и мне там не понравилось.
— А как ты предлагаешь спать на ней мне?
— Сидя, Стайлз. Спи сидя, — невозмутимо ответила девушка.
У меня в голове крутилось еще очень много слов, но я решил, что овчинка выделки не стоит. Мы все равно не придем к соглашению.
— Да пошло все, — пробурчал я. В два шага преодолев расстояние между нами, я выдернул книгу из рук девушки и, резко ее перевернув, вернул на место. Она даже возмутиться не успела, как я влетел в дом.