Во всем, во всем ощущается предвестие скорых и серьезных перемен!
Только чувство приличия, полагает он, да моя сломанная рука (упал как раз накануне того дня, когда погиб Алексей Иванович, поскользнулся на банановой кожуре и сломал запястье правой руки) не позволяют ей немедленно уложить меня в койку, но если бы я попытался... Думаю, она сопротивлялась бы для виду, но не слишком отчаянно - чтобы я мог управиться одной рукой. Уверен, для этого она созрела. И не уверен - что уже не досадует на меня за нерешительность. Которую сама во мне воспитала годами подчеркнутого целомудрия. Разве не пытался я еще раз поиметь ее в ... году? И разве не повторил попытку двумя годами позже? И разве не предлагал, наконец, совершенно недвусмысленно, открытым текстом, без сантиментов, вернуться к прежним отношениям каких-нибудь три-четыре года назад?..
Тогда Алексей Михайлович вновь натолкнулся на решительный отказ - и теперь ему доставляет мстительное удовольствие припоминать упущенные ею возможности. Но дальше этой маленькой мести заходить не хочется. Наталья права: пепел прежней любви вновь не разгорится, лучше его не ворошить. Перспектива возобновления близости с Викторией не кажется ему столь заманчивой.
Более того - он знает, что в этой перспективе таится невидимая потайная дверца, к которой его обязательно попытаются подвести. Там, за потайной дверцей, находится секретное хранилище из числа тех, в каких женщины сберегают до поры до времени выданные им мужчинами обязательства. Женщины по натуре своей хранительницы и берегини и хранят не только домашний очаг, но и все свидетельства прежних любовей, измен, клятв, обещаний жениться и тому подобных обязательств, которые мужчины считают векселями, автоматически погашенными по прошествии определенного количества лет, но они, хранительницы, продолжают считать имеющими хождение без срока давности наряду со звонкой монетой. Из этого хранилища Виктория извлечет данное им обещание жениться - и что он тогда ни сделает, согласится ли платить по счетам или признает их недействительными, все равно в чьих-то глазах, жены или любовницы, он окажется предателем.
21
Чем дольше размышляет Алексей Михайлович, тем чаще возвращается к давнему своему утверждению: единственный способ избежать предательства - это измена.
Предательства он страшится, считает, что не стоит становиться предателем на старости лет, если до сих пор удавалось этого избежать. А измена - дело привычное, проверенное и нетрудное. До сих она давалась ему легко.
Конечно, возражает он себе, в том, что я хладнокровно об этом рассуждаю, уже есть элемент предательства, но только элемент - я ведь могу проделать это не нарочно, а просто потому, что надоело хранить верность двум женщинам сразу. Честно говоря, это вдвое утомительнее, чем быть верным одной. К тому же отношения с Викторией давно перестали служить для меня стимулом, как любит говорить Наталья, а превратились в обязанность. Нет, я не говорю: в обузу. Я даже не думаю этого, боже сохрани. Но все же за многолетнее честное исполнение этих обязанностей я заслуживал более весомой награды, чем поцелуй в щечку. А раз награды не получил, то вправе считать, что ее и не предвидится - и поискать чего-то иного, более доступного и более нового, в конце концов.
Что касается Виктории, то она должна понять и, скрепя сердце, принять допустимость моего поступка по отношению к ней, коли прежде допускала то же самое по отношению к моей жене и своему мужу. Другое дело, что слово "должна" неприменимо по отношению к женщинам. Никаким резонам и логическим рассуждениям они не подчиняются.
Допустим, однако, что она признает факт моей измены. Не примирится с ним с этим ни одна женщина не примирится, - но признает как данность, как нечто, существующее в реальности, а не только в моем воображении. Это может случиться в том случае, если она не заподозрит, что я делаю это нарочно, - то есть я и впрямь должен увлечься другой женщиной, увлечься неожиданно для себя, против собственной воли, а не умышленно, не для того, чтобы воздвигнуть преграду между собой и Викторией. Умышленность моего поступка в ее глазах будет предательством вдвойне. Тут надо быть чертовски осторожным... и чертовски искренним, как это ни странно звучит в данном контексте. Только неподдельное увлечение, еще лучше - страсть могут стать моим алиби.
- Вот ведь в чем парадокс, - задумчиво произносит Алексей Михайлович, глядя в ночь из окна восьмого этажа. - Мне позарез нужно сделать это немедленно, сейчас, пока не поздно, промедление смерти подобно, - но я должен ждать, ничего нарочно не предпринимая, чтобы все произошло как бы само собой...
Он стряхивает пепел и глубоко затягивается. Как всегда сигаретный дым создает обманчивое впечатление особой ясности мысли, которая так нужна ему в этот момент, однако ясность эта очевидно неплодотворна. Никакого решения в голову ему не приходит.
- Безвыходное у тебя положение, Алексей Михайлович, вот что я тебе скажу...
- С кем это ты там? - доносится из соседней комнаты полусонный и недовольный голос жены. Видимо, последние слова он произнес слишком громко. Так и попасться недолго.
- Ни с кем, - громко отвечает он. - Сам с собой. Ты спи, я больше не буду...
Будешь, Алексей Михайлович, еще как будешь. Это ведь не первый у тебя уже опыт по части супружеских измен. И наверняка не последний. И то, что кажется тебе в новинку: изменить не жене, а любовнице - тоже уже случалось с тобой однажды, без малого четверть века назад.
Глава вторая
История К.
1
Вначале Алексею Михайловичу было неприятно и больно вспоминать тот случай, он хотел забыть его, вытащить из памяти, как занозу, но не мог. То, что болит и кровоточит, сидит в памяти крепко. Лучше просто оставить занозу в покое - со временем выйдет сама.
Заноза вышла. Все неприятные и болезненные ощущения, связанные с ней, сгладились, и в памяти Алексея Михайловича осталось только то, что приятно льстило самолюбию. И вот ему уже хочется поделиться приятным воспоминанием но не с кем!
Жена отпадает - понятно почему. Виктория - тоже понятно. Катя с ее правильным подходом к семейной жизни... не смешите меня! Виктор и Алексей Иванович подходят по духу, но они непременно перескажут Виктории, даже если пообещают не говорить. Ему самому часто приходится давать такие обещания родственникам и приятелям, после чего он всегда делится с Натальей чужими секретами.
Наконец Алексей Михайлович нашел подходящего слушателя - меня. Вот уж действительно: по секрету всему свету...
Но может, он и не хотел хранить старый секрет?
Может, он именно и рассчитывал через меня сделать этот случай куда более широко известным, чем если бы он просто рассказал о нем в кругу приятелей? К тому же изложенная на бумаге история всегда кажется завершеннее и значительнее, чем пересказанная своими словами.
Не знаю, не спрашивал - и не буду спрашивать. Все равно я буду об этом писать - даже если Алексей Михайлович прямо потребует, чтобы я этого не делал. Даже если пообещаю ему это. Даже если точно буду знать, что Алексей Михайлович сочтет мое поведение предательством.
Литература и есть предательство. И каждый, кто пишет о себе или своих близких, пусть прикрываясь вымышленными героями и придуманными обстоятельствами, - предатель.
2
Случай с Алексеем Михайловичем заключался в том, что он впервые отважился изменить своей жене Людмиле. Он терпел четыре года - так что по нынешним меркам был примерным супругом. Возможно, он не поддался бы искушению и в то лето, если бы Людмила не уехала на юг.
Уехала без него - не совпали отпуска, - и против его воли: он ревновал и ревновал не беспричинно. Доходили темные слухи, он не хотел им верить, но не верить не мог. Слухи касались человека с репутацией отчаянного бабника - и Бабник (так и будем его называть) ехал на тот же курорт, в то же самое время, что и Людмила. Ехал с собственной женой - но про Бабника и его жену говорили, что они два сапога пара, чуть ли не поощряют друг друга к любовным приключениям и всегда готовы друг друга прикрыть.