Наверное, у читателя возникнет закономерный вопрос: "Неужели вся миссия - это только напряженная работа, без продыха и перерыва?". Да, работы было много, в большинстве случаев она была связана с горем и страданиями людей. Это, конечно, негативно сказывалось на нашем психологическом состоянии. Но мы старались находить и находили моменты для отдыха, расслабления и шутки. Порой случайные комические моменты в работе отвлекали нас от тяжести происходящего.
Помнится, был у нас на станции дежурный офицер - нигерийский полицейский. За свои сорок пять лет он никогда в жизни не видел снега. И когда первые снежинки закружили за окном, он, как завороженный, стоял и смотрел на них. Потом он вышел на улицу и принес в ладонях небольшой комочек снега, подходил к каждому и с неподдельным удивлением, доверчиво глядя нам в глаза, спрашивал: " Ребята, это что - снег, да?" и очень сокрушался, что его жена и дети не могут ощутить эти снежинки на руках. Не помню, кто в шутку посоветовал ему отослать домой снег в письме. Он очень обрадовался этой идее и стал спешно искать конверт... Остановил его только наш громовой хохот, который спорадически продолжался весь этот день и всю последующую неделю.
Изредка случалось заниматься и спортом. Так, сербские полицейские пригласили нашу и близлежащие ооновские полицейские станции поучаствовать в турнире по футболу. Все мы с удовольствием ухватились за эту возможность хоть как-то скрасить наше существование. К сожалению, все интернациональные полицейские футбольные команды "с треском" проиграли сербам с разгромным счетом. Остались лишь моральное удовлетворение от участия и воспоминания о хорошей послематчевой встрече за кружкой пива.
Иногда устраивались спортивные состязания и в военных подразделениях ООН. Нас, гражданских полицейских, тоже иногда приглашали участвовать. В апреле 1993 года британским военным батальоном был организован полумарафон бег на 22,5 километра. Я подал заявку на участие.
Каково же было мое удивление, когда на старте среди 80-ти участников я оказался не только единственным русским, но и вообще единственным полицейским. Как оказалось позже, других желающих заняться "лошадиным спортом" среди моих коллег-полицейских не нашлось. Так что пришлось нести на своих плечах "бремя ответственности" не только за российскую милицию, но и за всю полицию ООН. В свои тогдашние 37 лет мне пришлось вступить в спортивную схватку с высокими, длинноногими и молодыми британскими солдатами. Вы даже не можете представить, как "красиво" я смотрелся в их строю и сколько добрых шуток пришлось услышать в свой адрес. Тем не менее, мне отступать не позволила гордость и я все-таки добрался до финиша, заняв двадцать седьмое, считаю - почетное для моих седин место.. А около половины молодых и тренированных шутников сошли с дистанции... Об этом маленьком подвиге во славу российской милиции мне до сих пор напоминает гравированная спортивная медаль, хранящаяся в моей коллекции.
Год пребывания в миссии незаметно подошел к концу, и радостное предчувствие встречи с родным домом нарастало день ото дня. Последние дни ожидания перед отъездом шли невыносимо медленно.
С какими же впечатлениями я уезжал из миссии? В конце концов, я сделал для себя несколько важных выводов, которые по сути своей не изменились и в ходе последующих трех миссий. В течение всего периода работы я вольно и невольно сравнивал нас, русских, с представителями других национальностей. И пришел к выводу, что нам есть, чем гордиться. Мы намного работоспособнее представителей других наций. Там где цивилизованный швед или датчанин пасуют и зовут службу сервиса, мы молча засучиваем рукава и пытаемся чинить вышедший из строя автомобиль, печатную или копировальную машинку. В отличие от многих, мы всегда настроены делать дело до конца, не считаясь с личным временем, а порой личными финансовыми тратами. Мы, определенно, люди более щедрой души и это располагает к нам остальных людей. Что касается профессиональной подготовки, то она никак не хуже маститой европейской или выспренной американской. В рискованных, конфликтных ситуациях россияне проявляют больше хладнокровия, выдержки и, не побоюсь этих слов, смелости и решительности. Видимо суровая советская действительность с детства воспитала в нас эти качества.
На этом можно было бы поставить и точку, но это было только начало. После Хорватии я участвовал еще в трех миссиях на Балканах.
Был 1995 год и страшный для меня день 19 сентября - мой второй день рождения. Это произошло всего лишь через несколько недель после моего приезда в миссию во второй раз. В то время, хорваты в ходе военной операции уже захватили Сербскую Краину и находились в состоянии военного противостояния с сербами на территории соседней Боснии.
Вместе с несколькими своими коллегами я приехал в Костайницу проведать свою первую балканскую "вотчину" и проинспектировать ооновскую полицейскую станцию. В течение первой половины дня мы благополучно завершили свою работу на станции и были приглашены на обед в расположение датского военного батальона. Обед был действительно хорош, но перед десертом на территории батальона стали неожиданно разрываться мины и артиллерийские снаряды. В тот день я в первый раз в жизни увидел, что такое паника. Солдаты запихнули нас в какое-то укрытие, сооруженное из металлических листов с наваленными на них мешками с песком. В укрытии нас оказалось человек десять полицейских, в том числе одна гражданская женщина - переводчица. Рядом со мной в укрытии оказался еще один россиянин, профессор из Краснодарского юридического института, подполковник милиции Александр Мельников. Ужас этого дня мы пережили с ним вместе до самого конца, работали вместе потом еще в трех миротворческих миссиях на Балканах, но никогда ни в общих компаниях, ни в ходе личных встреч не обсуждали пережитой в тот день в Костайнице бомбежки. Память протестовала против возвращения в то пекло...
Вой снарядов и грохот разрывов сливались в беспрестанный грохот, а мы ничего не могли понять - почему, откуда и за что нас убивают? Где-то рядом раздавались хлесткие удары ответных выстрелов из танков и артиллерийских орудий. Наше убежище постоянно вздрагивало и было впечатление, что оно вот-вот рассыплется.
Первое время казалось, что это какая-то фантасмагория, сон и что это происходит не на самом деле и не с нами. А когда через час пришло холодное понимание того, что это все реальность и, может быть, последние наши ощущения на этом свете, - в душу медленно вполз животный ужас. Звук каждого приближающегося снаряда вдавливал в землю, и, казалось, сжимал каждого в маленький комочек. Было невероятно обидно умереть вот так глупо и, как нам казалось, по какому-то недоразумению. Верилось, что все это ошибка и этот ужас вот-вот должен закончиться. Но это продолжалось час за часом, и постепенно чувство страха дополнилось неудержимой дрожью и состоянием, близким к истерике. Честно признаюсь, очень хотелось жить. Какой-то внутренний инстинкт требовал выпрыгнуть из этого укрытия и бежать, сломя голову, куда глаза глядят, но только подальше от этого места. Но разум убеждал, что пробежать удастся не больше нескольких десятков метров. В этих внутренних метаниях и страшных ожиданиях прошло еще несколько часов. И потом наступило полное безразличие и отупение. Ни вой падающих снарядов, на грохот разрывов не вызывали больше никакой реакции, было абсолютно все равно. Сознание смирилось с неизбежным...