– Мать-одиночка.
Руби сочувственно закивала.
– Печально, – сказала она, подталкивая их к разговору.
– Это была связь на одну ночь. Она забеременела и решила справляться со всем одна. Это было очень смело, – сказала стройная женщина со светлыми прядями.
– Но теперь, несмотря на помощь сестры и приходящих нянь, материнство превратилось для нее в сплошной кошмар, – сказала другая стройная женщина с рыжими прядями.
– Точно, кошмар, – повторила блондинка, чтобы сделать на этом упор.
Руби не смогла сдержаться.
– Ну, я уверена, что никогда не пошла бы на это. А вы? – с невинным видом поинтересовалась она.
По выражению лиц ее собеседниц было очевидно, что об этом можно было и не спрашивать, но Руби все равно решила продолжать.
– Я хочу сказать, могли бы вы себе представить, что будете воспитывать ребенка в одиночку?
Она попыталась произнести это как можно более небрежным тоном, но ответа ждала так, как будто от этого зависела судьба Затерянного ковчега.
– Никогда. Ни за что. Это слишком тяжело.
– Абсолютно исключено. Я бы скорее наложила на себя руки.
Предположения Руби подтвердились: мать-одиночка – это еще более депрессивный вариант, чем просто одинокая женщина. А как же тогда радости материнства? Сокровенная внутренняя связь между матерью и ребенком? Наслаждение от сознания того, что ты воспитала человека с момента его рождения и дала ему дорогу в большой мир?
– Но вам не кажется, что матерью быть прекрасно даже в таком случае? Даже без мужа?
– Оно того не стоит. Я бы лучше умерла, – сказала рыжеволосая.
Мамочка со светлыми прядями оформила эту мысль в развернутом виде:
– Вы только представьте себе, что все делаете сами. Даже имея всю помощь мира, в конце дня вы все равно неминуемо будете переживать, не заболели ли ваши дети, решать, в какую школу их отдать, будете учить их завязывать шнурки, ездить на велосипеде. Вы единственный человек, который повезет их кататься на санках, будет организовывать им «свидания в песочнице»; который должен будет каждый день их кормить и укладывать спать. Вам также самой придется проверять, чтобы они вовремя попали на занятия, готовить им в школу завтраки, разговаривать с их учителями, помогать выполнять домашние задания. Именно вам будут звонить из школы, если ребенок заболел, если у него неприятности или… – Она немного запнулась, после чего многозначительно закончила: – У него обнаружили неспособность к чтению.
– Верно. А теперь еще представьте, что ваш ребенок серьезно болен, что у него рак или еще что-нибудь в этом роде, – сказала женщина с рыжими прядями.
– О господи, одна мысль о том, что, попав в больницу, нужно будет звонить какому-нибудь другу или родственнику и просить, чтобы с тобой посидели, уже большое испытание для любого. Если бы я была не замужем, уже одно это заставляло бы меня каждый раз во время секса использовать штук по пять презервативов.
– А теперь представьте себе, что вы мать-одиночка с подростком.
– Ну да, вам нужно прививать ему дисциплину, устанавливать рамки дозволенного, разбираться с проблемами, которые касаются наркотиков, свиданий и секса, и, вдобавок ко всему, теперь он вас еще и ненавидит за это.
– А если у вас девочка, представьте, что у вас начинается менопауза, а вы при этом видите, как ваша дочка расцветает и становится желанной, тогда как вы сами уже вянете, усыхаете и становитесь в этом смысле бесполезной.
Эти дамы ударились в описание совсем уж мрачных, даже для Руби, картин. Она старалась продемонстрировать, что вовсе не озабочена этими перспективами, и попробовала вдохнуть в разговор больше оптимизма:
– Ну, к тому времени, когда дети станут подростками, вовсе не обязательно оставаться матерью-одиночкой. Можно ведь кого-то встретить.
Женщины дружно обернулись к Руби и пристально посмотрели на нее.
– Как будто у вас найдется на это время, – сказала блондинка.
А рыжеволосая добавила:
– Да и кому вы тогда будете нужны? Мужики в Нью-Йорке могут получить любую, какую только захотят. Так неужели они остановят свой выбор на женщине с ребенком?
Оптимистический голос в душе Руби перешел на шепот.
– Ну, если мужчина по-настоящему тебя полюбит, ему ведь будет все равно?..
Две мамаши снова взглянули на нее, как на дурочку. И тогда блондинка сама задала Руби вопрос: