Николай белозубо засмеялся. Как же я люблю этот смех и то, как вспыхивают весельем его глаза, теряя свою обычную легкую грустинку.
— Настя, садитесь.
Я обернулась. Незнакомый мужчина предлагал мне стул. Я его заметила только сейчас. Николай, по-прежнему, не выпускал мою ладонь из рук.
— Это Артем. Настя, знакомься, наш бодигард. Спасибо, Тёма.
Я села, тоже поблагодарив Артема. Артем и Виктор потихоньку вышли из палаты. А Николай притянул меня за руку к себе. Обхватил ладонями лицо, вглядываясь в глаза. Потом поцеловал. Ласково и осторожно, едва касаясь губ губами. Это было очень нежно… До головокружения. А потом мы перешли на шёпот. Я жаловалась, рассказывала, как я испугалась за него, как бегала той ночью, когда он не пришел, по двору, по улице и нигде не видно было ни его, ни его машины. Как потом звонила в бюро регистрации несчастных случаев, и какой ужас испытала, узнав, что в него стреляли, и он ранен и лежит в реанимации. Он нежно сжимал мои ладони, и время от времени целовал их. Потом шепнул на ухо, — Как же сильно я тебя люблю! Счастье мое! И как же я рад, что я живой.
Николай улыбнулся, так мною любимой, белозубой улыбкой. А я, не решаясь прижаться к нему, запустила руку в его волосы, взлохматила, зарылась пальцами в их жесткую густоту, а потом неожиданно для себя сжала пальцы. Хотелось чего то материального, чувственного, жесткого. Чего-то такого, что точно подтвердит, что вот он мой мужчина! Рядом со мной! Живой! Николай блеснул глазами и улыбнулся широко и счастливо. А потом перехватил мою руку и стал целовать ладонь и мои пальцы, слегка посасывая и прикусывая подушечки, в глазах его вспыхивали огоньки страсти. И у меня кровь в жилах внезапно вскипела. Но тут же пришло чувство неловкости. Вот совсем мы обалдели. Мы же в больнице! Его только вчера из реанимации привезли! Николай, как всегда, без сомнений прочел все мои мысли по глазам.
— Глупышка. Жизнь продолжается и, значит, любовь продолжается. Мы с тобой столько времени не виделись! Тем более ты меня раздразнила тогда до чертиков в глазах. Я ведь собирался тебя похитить тем вечером. А вместо этого… Как говорил Михаил Афанасьевич устами Воланда, — Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Хуже, что он иногда внезапно смертен…
Коля опять привлек меня к себе. И этот поцелуй, горячий и сладкий, заставил забыть обо всем. В том числе о том, что мы в больничной палате. Не знаю, сколько времени мы целовались бы, но в коридоре кто-то прокричал — «Обед!», и в дверь палаты осторожно постучались…
Отделение жило в своем привычном ритме. И нам оставалось только подчиниться этому ритму. Николай неохотно выпустил меня из своих объятий.
Пока длился обед, я сбегала поговорить с Николаем Анатольевичем, а потом с Раечкой. Оба меня порадовали. Все шло без осложнений, по наилучшему варианту.
Когда вернулась в палату, мужчины снова вышли погулять и оставили нас вдвоем.
— Ты за палату сама заплатила?
— Ты что?! У меня столько денег нет. Это все ты сам оплатил. Своей карточкой.
Я засмеялась. Николай усмехнулся.
— Хорошо. А то я беспокоился… А это твои подарки?
Коля покрутил кольца на пальцах.
— Да. Носи. Это мои семейные обереги. Кстати. Вот еще один. Хорошо, что спросил. А то я так взбудоражилась, увидев тебя, что могла забыть про него.
Я достала из рюкзачка браслет, переделанный в артефакт защиты. Схватила Колину руку, надела браслет и защелкнула застежку.
— Ах, ты моя ведьмочка любимая. Шаманка потомственная.
— Да. Ведьма Настя. Меня сегодня уже так нарекли.
— Кто?
— Да так. Клиент Аделаиды. Я ему помогаю какой-то угнанный раритетный автомобиль найти.
— Мне начать ревновать?
— С чего бы это?!
— Ну, он наверняка интересен и богат, если у него раритетные автомобили в гараже обитают. Красив?
Я расхохоталась.
— Коля, ты сейчас серьезно?
— Ну, почти. Мне не нравится, что пока я тут валяюсь, с тобой кто-то знакомится, называет тебя Настей, может быть приглашает тебя куда-нибудь.
— Может быть. Но думаю я в этот момент о тебе.
— А что ты думаешь? Беспокоишься? Или думаешь, что я подранок невезучий?
— Не только, — засмеялась я.
— Что еще?
— Всякое разное. О чем добронравная девушка до свадьбы думать не должна.
— О! Как интригующе! О чем же думает моя недобронравная невеста?