— Окей. Легко с тобой расстаться было не лучшей идеей…
— Это твое представление о легком расставании?! Кинуть меня, чтобы ты без зазрения совести трахал других девчонок? Ты серьезно?
— Чтоб я сдох.
Последнее о чем я подумала, прежде чем запустить в него своим учебником по экономике, было: "Как мог он использовать такое дерьмовое клише в такой момент?"
Глава 2
Меня разбудил голос Эрин.
— Жаклин Уоллис, поднимай свою задницу с кровати и иди спасать свои оценки. Блин, если бы я позволяла парням так влиять на мой академический талант, это бы никогда не кончилось.
Я фыркнула на нее из-под одеяла перед тем, как вылезти.
— Что еще за академический талант?
Завернутая в полотенце только после душа, она уперла руки в бока.
— Ха. Ха. Очень смешно. Вставай.
Я вздохнула, но не поддалась.
— Я иду на все остальные свои занятия. Могу я завалить всего лишь этот единственный предмет?
Она открыла рот от удивления.
— Ты вообще себя слышишь?
Я прекрасно себя слышала. И сама себе внушала чувство отвращения, даже больше, чем Эрин. Но мысль о том, чтобы сидеть рядом с Кеннеди целый академический час, три раза в неделю, была просто невыносима. Я не имела представления, что для него значит его свеже обретенный статус холостяка в плане флирта и зажиманий, но что бы это ни значило, я не собиралась это выяснять. Просто представить это в деталях было невыносимо.
Если б я не настояла на том, чтобы мы в этом семестре выбрали один предмет вместе... Когда мы осенью, в начале семестра проходили регистрацию в университете, он спросил меня, зачем я записалась на экономику — не обязательный, для моего музыкально-педагогического факультета, предмет. Я задумалась, может уже тогда он чувствовал, что все сложится вот так для нас. А может он даже знал.
— Я не могу.
— Ты можешь и ты пойдешь. — Она стащила с меня одеяло. — А теперь вставай и дуй в душ. Мне нужно попасть на мой французский пораньше, иначе Monsieur Бидот безжалостно завалит меня вопросами по passé composé, я на родном-то языке еле объясняюсь в прошедшем времени. Бог знает, я не смогу это сделать en franҁais хрен знает во сколько утра.
Я подошла к нашей аудитории ровно в 9.00, зная, что Кеннеди, всегда пунктуальный будет уже на своем месте. Аудитория была большая и располагалась слегка под углом.
Проскальзывая через заднюю дверь, я заметила его на шестом центральном ряду. Место справа от него было пусто — мое место. Профессор Хеллер создал схему того кто где сидит в начале семестра, и он использовал ее, чтобы отмечать присутствие в классе, за которое мы получали несколько дополнительных баллов к итоговой оценке. Мне придется поговорить с ним после занятия, потому что я уж точно не собираюсь больше сидеть на старом месте.
Мои глаза просканировали задние ряды. Среди них оказалось всего два свободных места. Первым было место на третьем ряду с конца рядом с парнем, облокотившимся на свою руку и выглядящим практически спящим, и девушкой, отхлебывающей что-то из пластикового стаканчика и щебечущей о чем-то со своей соседкой. Второе место было на последнем ряду, рядом с парнем, который что-то рисовал на полях своей тетради. Я уже было направилась в его сторону, то в этот момент профессор зашел в класс и художник поднял голову, чтобы посмотреть, что происходит внизу. Я замерла, узнав своего спасителя два дня назад. Если бы в тот момент я могла двигаться, я бы развернулась и пулей вылетела из класса.
Нападение всплыло у меня перед глазами. Чувство беспомощности. Ужас. Позор. Той ночью, я свернулась клубочком и плакала, пока не осталось слез, благодарная за смску от Эрин, что она останется у Чаза. Я так и не рассказала ей о том, что случилось с Баком — частично потому, что она будет чувствовать себя виноватой в том, что отпустила меня одну. Частично потому, что мне хотелось забыть, что это вообще произошло.
— Пожалуйста, присаживайтесь, и мы начнем. — Слова профессора вывели меня из ступора. Я была единственной, кто стоял. И я кинулась к месту между сонным парнем и языкатой девчонкой.
Она кинула на меня один взгляд, не прерывая своего монолога о том, как пьяна она была, где и с кем гуляла. Парень приоткрыл глаза, когда я заняла место рядом, но больше не пошевелился.
— Это место занято? — прошептала ему я.
Он покачал головой и промямлил:
— Было. Но она бросила. Или перестала ходить. Все равно.
С легким сердцем, я вытащила свою тетрадь из сумки. Я пыталась не смотреть на Кеннеди, но это было трудновато, учитывая, что он сидел прямо в поле моего зрения. Каждый раз, как он двигался, его, так хорошо знакомая безупречная рубашка на пуговицах и темно-русая голова, притягивали мой взгляд. Я отлично знала эффект этой зеленой клетки на его поразительные зеленые глаза. Мы с ним знакомы с девятого класса. Я видела, как он изменил свой стиль, перейдя от мальчишеских мешковатых шорт и кроссовок, к приталенным глаженым рубашкам и всегда начищенным ботинкам, и выглядящим всегда, как с обложки журнала. Я замечала, как даже несколько преподавательниц оборачивались, когда он проходил мимо, перед тем, как отвернуться от его идеального, недосягаемого тела.