Агата: У нас дрова хранились под кровлей.
Интересно, под чьей.
Шулич: Держу пари, что она смогла бы развести костер на целого поросенка, если бы мы сейчас сняли колеса с машины.
Агата осуждающе на него посмотрела, как раньше на меня, когда я ей показал ту табличку с названием деревни внизу, в долине. А потом — только мне, не Шуличу — похоже, ей тоже постепенно становятся понятны некоторые деликатные нюансы наших взаимоотношений.
Агата: До обеда была гроза, не могло сильно намокнуть. А перед этим две недели суша. Если у вас есть насос, выкачайте из машины литр бензина, вот и будет костер. А дрова я наберу.
Тишина, Шулич готов рассмеяться. Пожимаю плечами.
Я Шуличу: В машине есть насос?
Шулич смеется.
Шулич: Я не знаю, как там в министерстве, но нас в полиции учили, что красть — это нехорошо.
Да!
Идиот, я должен смеяться этим глупым шуткам? Сейчас гораздо важнее другое, если уж говорить об обязанностях и об ответственности. Нам просто-напросто холодно, в конце концов. У нас на руках младенец, о котором нужно позаботиться. И бензин у нас — для наших нужд: если не для поездки, так сгодится на другое. У кого мы крадем? Я отошел от машины и встал напротив Шулича, то есть не так, чтобы напротив, агрессивно, а так — в целях обнаружения правильной позиции, чтобы слова подействовали так, как нужно, при этом не агрессивно, а как-то так, легко.
Я: Ну, немного пошутить, это ничего страшного. Но не слишком.
Шулич снова в смех.
Шулич: Да я молчу. Мне просто интересно, что будет.
Вокруг огня, полыхающего в середине, наложены ветки, которые сушатся. Мы их набрали втроем. К сожалению, картошки у нас не нашлось, хотя если бы здесь было какое-нибудь поле… хотя нет, сейчас не сезон. Жаль. Лучше, если я вовсе об этом промолчу, иначе Шулич… В этот момент я больше всего боюсь того, что сейчас появится Презель и нас застанет; только сейчас, когда что-то начало происходить, я наконец понял, какая же это ерунда, огонь на бензине из машины, я уже представил все аргументы, почему это не грех, но если он сейчас вернется, опять мои аргументы потеряют основу.
Видимо, я никогда не стану секретарем, с таким отношением. Я не создан для этого.
Да, зато как легко себе представить: в течение следующих пятнадцати минут с неба раздается шум двигателя, поляна неожиданно заливается светом, огромный военный вертолет раскачивается над какой-нибудь сосной, в проеме двери появляется министр в куртке из гортэкса и альпийских ботинках «Планика», за ним — оператор и осветитель, а также журналистка национального телевидения, и министр вмешивается в ситуацию — мы в замешательстве отбрасываем в кусты компрометирующий нас насос и, предательски вытирая руки об штанины брюк, бежим в сторону перемалывающего воздух пропеллера — в сторону спасения… Хрен с вами, господин министр, извините за выражение, вас же здесь нет. (Похоже, я набрался полицейских выражений, слишком тесная у нас компания здесь, у огня.) Если уж на то пошло, больше всего я боюсь упрекающего взгляда честного Презеля. Он-то был здесь, с нами. Он мог бы сказать: отсутствовал только полчаса, а вы тут… А вот и неправда! Уже час, полтора часа тебя нет! Где ты?
Да ладно, ведь Шулич тоже при этом помогал. Впрочем, это не мешает ему арестовать меня сразу после посадки вертолета, оправдывая свои действия тем, что сам он только притворялся, воруя государственный бензин для личных целей, что только по моему принуждению, что я его заставил, я всех заставил и вел себя неуравновешенно, и он не решился провоцировать меня своим отказом. А так он с самого начала после отъезда из Любляны проявлял интуитивное недоверие, что-то подозревал, и вот оно, так и случилось, в конце концов я привез их всех сюда, явно с целью запланированной кражи аккумулятора и бензина… Хотя нет, думаю, до такой степени он все-таки не дойдет, я ему доверяю.
Он не скрытный. Типичный албанец, ясно. Да, он все делает по-своему, но искренне. Наверняка старый фужинец, обитатель этого известного гетто в Любляне, заселенного лимитчиками из стран бывшей Югославии, по-своему даже симпатичный. Уже даже по тому, как он ко мне относится — совсем не скрывает, что я ему кажусь дураком.
Ситуация невеселая.
Какой-то саботажник оставил нас без машины! В темноте, в чаще, в лесу, где человека днем с огнем не сыщешь! Кто бы это мог быть? Все базируется на молчаливых предпосылках, молчаливых потому, что мы все стараемся избежать конфликта, оба полицейских все время думали, что этот саботажник — Агата, а я уверен, что это не она. И мы должны были бы все эти аргументы критически рассмотреть. Потому сейчас мне уже кажется, что саботаж устроили пресловутые саами, хотя это и не похоже на правду. Как могли Шаркези знать, что мы сюда приедем? Слишком много непредвиденных обстоятельств было на дороге, даже если вначале такой план у них и был. Нас никто не преследовал. Наоборот, именно словенцы вели себя так, что готовы наброситься на нас — на каждом шагу. Так что, значит, с нами играют словенцы? Какова вероятность? Эта мысль меня совсем не успокоила.