Агата: Вы всё хотите на нас повесить, всё у нас находите, но ведь вещи можно просто подкинуть! А мы грибы собираем! Грибы и травы! Травы у моей мамы приезжают покупать даже из Италии и Венгрии! Из венгерского Гьёра приезжают! Этого ваши задницы не умеют, не так ли?
Откуда она сейчас этот Гьёр вытащила?
Шулич не отвлекаясь: А медные трубы, а памятники могильные с кладбищ и культурных центров — эти к вам приезжают забирать из Штирии, не так ли? Только знаешь, что мне больше всего понравилось?
Я: Хватит, не сейчас.
Молчание Шулича заставило замолчать и Агату, она сдерживается. Знаю, еще чуть-чуть — и она замкнется, зажмется. Слишком молода, не выдержит. Да и не нужно этого. Она должна просто понять, что он ее элементарно провоцирует. Ведь сама она как раз и хочет в сторону, убежать от этого образа жизни, она хочет стать такой, как все мы; зачем тогда ей вбивать в голову, что она то, что она есть? Это абсолютно контрпродуктивно. Агате этих провокаций сейчас совершенно не нужно слышать; я-то просто хотел узнать ее мнение. Оно действительно такое, негативно-стереотипное, но я хотел ее привести к другим выводам, и давление Шулича здесь не нужно. А он по-прежнему меня игнорирует, как и раньше.
Шулич: Я тебе все-таки расскажу. Как вашу маму на диализ возили, (мне) Обычно ее какой-нибудь парень привозил в Кочевье, а потом забирал. Однажды этот парень опоздал, тогда шофер «скорой помощи» проявил понимание и предложил подвезти ее домой, так как ему было по дороге, до какого-то патронажа. Но когда он привез женщину в селение, эти цыгане избили и его, и техника так, что живого места не осталось, все у них забрали, кошельки и прочее, а потом еще обокрали всю машину. Кричали, что они напали на их мать.
Агата кричит: А чего они пристали к пожилой женщине?
Мы оба уставились на нее: вся трясется от гнева, глаза горят, как будто Шулич ударил в слабое место, хотя, ха, может, и ошибаюсь. Может, это и к лучшему. Может, она сейчас так горячо все это говорит, потому что в первый раз наконец услышала, как оно все выглядит со стороны. А значит, слышать это ей все-таки неприятно. Поэтому и злится. Это просто знак подсознательного дистанцирования. За это нужно ухватиться.
Агата: Стане поехал за ней! Потом позвонил нашим по телефону из города, сказал, что ее увезли! Мы все чуть с ума не сошли: нашу маму украли! Потом эти двое приехали, такие наглые! Чего они нам только не говорили!
Шулич молчит, совершенно довольный эффектом, мол, это меня не касается, ваше дело.
Я: Ну, и что они вам такого сказали?
Агата: Да я их даже не поняла! Они денег требовали за то, что ее привезли.
Опять разочарование. Такая откровенная ложь. Так она только больше запутается.
Я: Это? Ты это своими ушами слышала?
Агата: Конечно, своими ушами, я же не глухая! Я даже типу в лицо нассать хотела, когда он на земле валялся! Мама меня удержала, а то бы они увидели! Говорила, что они были с ней вежливы. Она, да ее любой дурак проведет! — Использовали старую женщину!
У меня в ушах зашумело, даже затошнило. Откровенно тошнит от таких слов. В какое общество я попал!
Она хотела мочиться в лицо медбрату! Который каждый день спасает жизни! Который был настолько добр, что отвез домой ее мать! Я попробовал себе представить ее молодые мягкие бедра под джинсами-галифе, как они опускаются на лицо тому парню, когда его держат четыре мужика, от ударов все болит, так что он не может двигаться, заплывшие глаза, разбитые губы, и вот из тонкой вонючей волосатой щели на него выливается еще горячая струя, обжигающая кожу, глаза и губы. Отвратительно, я не уро… — как это называется — урофил. Но их я себе представляю, этих урофилов, целый лес таких урофилов. Которые с нами все это с удовольствием проделали бы. От этого у меня снова появилось ощущение камня в животе. Если мне что-то и непонятно, так это то, почему они еще этого с нами не сделали. Единственное надежда — потому что этого и не собирались делать. Так что без паники. Без паники.
Эта девчонка, ничего не могу с собой поделать, стала мне гораздо менее симпатична, чем была вначале. Было бы гораздо лучше, если бы она просто молчала. Гораздо лучше для всех нас.
А может, их и нет. Всему можно найти какое-то другое объяснение.
Агата: Что-то про то, что мы им должны денег за то, что наша мама жива! Страховка какая-то, что-то в этом роде! На все готовы пойти, лишь бы деньги вытянуть из нашего брата, у нас и так ничего нет! А знаете, как там у врача, как все медленно? Сколько нужно ждать? А потом им еще деньги подавай, как будто государство им ничего не платит! Зачем нужно такое государство?