10
Дикая. Но уже не озирается по сторонам. Серая на первый взгляд, но цену себе знает. Уже есть в глазах скучающаяся небрежность. И все: и этот взгляд, глаза, волосы, губы, поворот головы, ладошка под подбородком, нервные пальцы, ямочка в воротничке — все это вместе излучает животное, ошеломляющее ощущение живой безумной плоти. Как и ее музыка. Откуда тебя выгнали, ангел? Из рая или из ада?
— Молодой человек. Поберегите пленку. Или у вас нет других объектов?
— В этом похоронном венке вы единственный живой цветок.
Сказал банальную пошлость. Давненько этого не случалось.
— Если вы снимаете, как говорите, тогда у вас должны получаться только голубки и кошечки.
— Именно они у меня всегда и получаются.
— Тогда сфотографируйте меня с подругой.
Подруга смотрела на него неприязненно.
— Куда прислать фотокарточки?
— Можете оставить их себе.
— Хорошо. Но возможность передумать — это ваше право.
Положил на стол свою витиеватую визитку, изящно поклонился и отошел. Недалеко.
11
— Васька. Что ты со мной делаешь, сукин сын?
Максим плюхнулся на соседний стул, опрокинул в рот бокал.
— Ты успел проявить пленку? И был потрясен результатом моей работы?
— Не делай из меня идиота.
— Разве я могу конкурировать с природой?
— Иногда можешь. Я нет. Васька. Я устал. Надоело. Если бы ты знал, как мне все это надоело. Эта, якобы, светская жизнь. Презентации нелепых проектов и лажовых дисков, которые будут забыты через месяц. Буря в стакане воды.
Он слушал Максима, но смотрел на нее. У ее стола притулился развязный телеведущий с оператором за спиной. Она рассеянно слушала интервьюера и вертела в руках ЕГО визитку.
— И чем же я тебе насолил? Уверяю тебя, я сделал все, что мог.
— Я поражаюсь тебе, Васька. Почему тебе все так легко дается?
— Например?
— Все. Каждый миг. Слишком легко тебе живется. Не читал книгу судеб, но думаю, что твои строчки выведены в ней изумительным почерком.
— Только строчки? Обижаешь. Я предпочел бы тома. Или хотя бы томик. Как ты думаешь, что там написано на последних страницах?
— На последних у всех написано одинаково, а на сегодняшней о том, что на тебя запала эта новая пассия моего шефа.
— Она тебе это сказала?
— Она сказала шефу, что им завтра следует сделать несколько семейных снимков у них на даче.
— Я не занимаюсь групповым сексом. Слишком большой эгоист для этого. Кроме того, я ее не хочу.
— Кто тебя спрашивает, хочешь ты или нет? Не вздумай заболеть или лечь на дно.
— Очень придирчиво отношусь к слову «лечь». Как ее зовут?
— Клара.
— Нет. Мое либидо окончательно аннигилировано этим именем. Ближайшие несколько секунд я безопасен.
— Тебе придется приехать. Иначе мне будет плохо. Ты понимаешь? Куда ты уставился? Ты слышишь меня?
Она встретилась с ним глазами. Улыбнулась. Медленно разорвала его визитку на мелкие кусочки и бросила их в бокал. Он тут же демонстративно раскрыл веером еще несколько.
— Детский сад, — схватился за голову Максим, — Куда ты, дитятко? Она тебя съест.
— Съест? Очень интересно! Этого я еще не пробовал.
— Не лги своему другу. Жаль, что ты не готов поведать миру о своих приключениях. Мы бы вдвое подняли тираж.
— Я не дрянной мальчишка. К тому же тайну женской исповеди еще никто не отменял. Я честный и душевный ходок.
— Так делай свой ход. Она уходит!
— Эх, Макс. Это же совсем другая геометрия.! Догоняя женщину, ты бежишь в противоположную сторону.
12
Он послал Максима подальше и пошел пешком. Город огромным светящимся теплоходом медленно тонул в черном асфальте. Прощально вращался над зданием покрытый струпьями Альфа-банка бывший шар Аэрофлота. Спасательными шлюпками шелестели вылизанные авто. Мелькали тени неблагополучных прохожих, пытающихся спрыгнуть с этого корабля. Пустота, и в пустоте звонок.
— Привет.
— Привет.
— Что делаешь?
— Иду по ночной Москве.
— Один?
— С тобой.
— Где сейчас?
— Садовое. Напротив Калинки-Стокманн.
— Остановись. Я сейчас.
13