В это мгновение он становится единственным, что для меня важно.
— Правда — понятие субъективное, сэр.
— Правда — допустим. Но не деньги. За деньги можно купить все.
Его ответ — как удар током. Туман от шампанского в моей голове моментально рассеивается. Пульс учащается, от волнения становится трудно дышать. «Не смотри на него… не смотри…»
— О, неужели? — Мой тон пропитан сарказмом. Хотя этот тип совершенно прав.
— Разумеется. Я верю, что у всего, — он делает паузу, — и у всех есть своя цена.
Любопытство берет верх. Я поворачиваюсь к нему лицом… и осознаю долбаный масштаб совершенной ошибки. Когда наши глаза встречаются, я замираю, лишенная дара речи, и перестаю дышать. Мой собеседник выглядит так, что выражение «страсть с первого взгляда» обретает совершенно новый смысл.
В свои неполные двадцать три я не раз встречалась с крайне привлекательными мужчинами, но ставить в один ряд с ними этого незнакомца было бы несправедливо по отношению и к нему, и к ним. Красивое лицо в обрамлении непокорных темно-русых волос. Рассеянный взгляд зеленых, как долларовые банкноты, глаз. Нос с небольшой горбинкой. И рот, который так и хочется заполучить себе между ног. Его красота сурова и в то же время ошеломительно совершенна. Одетый в простой черный смокинг и белую сорочку с расстегнутым воротом, он излучает мужественность и врожденную грацию, напоминая черную пантеру перед прыжком. Эта его грубая, животная, бьющая изнутри энергия и привлекает меня больше всего. Потому что всего лишь стоя с ним рядом, я чувствую, что его слово всегда будет последним, а его желания — исполнены первыми. Такие, как он, не просят, а требуют. Не надеются, а берут.
Минуту он молчит. Его невероятные глаза держат меня в плену, они обнажают мою душу, и мне это неприятно. Я крепче сжимаю в руке хрустальный бокал. Хочу отвернуться — и не могу. Стою и ежусь под его взглядом.
— Вот интересно… а у тебя она есть? — спрашивает он негромко, после чего отворачивается и снова принимается разглядывать ожерелье.
— Что? — не понимаю я, а потом цепенею.
Он улыбается.
— Цена.
— Может и есть. Зависит от суммы, — отвечаю спокойно, а у самой сердце колотится так, словно вот-вот выскочит из груди. Удивительно, но когда эти слова вылетают наружу, я не испытываю ни шока, ни удушающих волн стыда за то, что говорю на такие темы с совершенно незнакомым человеком.
Хотя, чему удивляться. Учитывая, кто я.
Пока он обдумывает мой ответ, а я выжидательно рассматриваю его профиль, мимо нас проплывает прохладное дуновение сквозняка. Меня пробирает дрожь. Покрывшись гусиной кожей, я уже хочу обхватить плечи руками, но в этот момент он медленно оборачивается и ловит мой устремленный на него взгляд. Время замирает. Я смотрю, как он поднимает свою большую загорелую руку и дотрагивается до моего обнаженного плеча. Кончики пальцев легонько разглаживают покрывающие его мурашки. Затем он улыбается, словно догадавшись, что от его обжигающей ласки по моей коже пошла трепетная волна, и отводит взгляд.
— Я так и подумал.
Мы стоим друг напротив друга еще минуту-другую, разделяющее нас расстояние настолько мало, что почти неощутимо. Я легко могу дотронуться до него, стоит лишь протянуть руку…
…Звук телефонного звонка, разорвав тишину, возвращает нас обратно в реальность. Незнакомец достает из внутреннего кармана смокинга сотовый и, мельком взглянув на имя звонящего, сбрасывает звонок. Потом снова поднимает глаза на меня.
— Прошу прощения.
— Все нормально. Мне нужно идти… я здесь не одна, — отвечаю, хотя уходить от него мне совсем не хочется.
— Да, хорошая идея.
Я хмурюсь. Вовсе необязательно быть настолько прямолинейным.
— Вот. — Двумя пальцами незнакомец протягивает мне какую-то карточку.
Я раскрываю ладонь и чувствую укол острых уголков.
— Что это? — спрашиваю тупо.
— Очевидно, моя визитка.
— Да… но зачем?
Он улыбается одними губами, глаза непроницаемы.
— Скажем так, я заинтересованный покупатель.
И на этом он от меня уходит. Разворачивается и исчезает в море разноцветных вечерних платьев и черных костюмов. Вновь окруженная шумом вечеринки, я опускаю взгляд на карточку кремового цвета, которая лежит у меня на ладони. Минимализм дизайна привлекает внимание к имени, набранному жирным шрифтом.
Лоренс Ротшильд.
Я с улыбкой провожу по имени пальцем. Все зависит от того, сколько вы готовы заплатить, мистер Ротшильд.
***
Еще не оправившись от этого неожиданного знакомства, я натыкаюсь взглядом на Уолкера. Он все на том же месте и с теми же людьми. Нервно поправляю волосы, пытаясь успокоить звучащие в голове голоса. «Мне вернуться? Мы еще увидимся?» Боюсь не выдержать и отправиться на поиски мистера Ротшильда — что делать, я непостоянна — и потому решаю не искушать судьбу и поскорее присоединиться к Уолкеру и его друзьям.
Я иду, и все взгляды устремлены на меня, восхищенные ли, осуждающие — неважно. Я неприкасаемая. Но это не отменяет того факта, что все они словно приклеились к моему порочному телу. Тонкий слой кружева не скрывает мою бледную кожу, а скорее выставляет ее напоказ.
Уолкер тоже глядит в мою сторону. Голубые, как льдинки, глаза прикованы к моим, они темнеют от желания. Мы улыбаемся друг другу. Ни один не может отвести взгляд. Пока мы трахаем друг друга глазами, в моем сознании вспыхивают грязные, вульгарные картинки — я представляю его член… в том месте, где хочу его прямо сейчас. Рот Уолкера медленно растягивается в самодовольной ухмылке, такой же аппетитной, как и обещание сладчайшего из грехов на его лице, и я точно взмываю над полом. Расстояние между нами сокращается… гул разговоров становится все громче… я теку, предвкушая его вкус на своем языке…
И решаю не выбрасывать визитку мистера Ротшильда.
Кто знает, когда придет время делать апгрейд.
Я встаю рядом с Уолкером, его рука тянется к моей, смыкается с моими пальцами, притягивает меня к нему. Он склоняется над моим голым плечом, дует на кожу, а потом целует.
— Я уже начал гадать, не украл ли тебя кто, — шепчет он мне на ухо.
Я бросаю на него косой взгляд, на моих губах играет легкая улыбка.
— Но я ведь здесь, разве нет?
— Да, детка. — Он усмехается. — Конечно.
Люди вокруг нас покашливают. Мужчины, которые видели, как он пометил собственническим поцелуем мое плечо, не сводят с меня глаз, пока их спутницы делают вид, что меня не существует.
— Фу, Уолкер, идите уединитесь, — цедит какая-то девушка. Моя ровесница, она чем-то похожа на меня — такая же бледная, черноволосая, но плоская и холодная, как зима.
— Познакомьтесь, это Б…
— Так вот, Элинор, как я уже говорила, пока Уолкер не перебил нас… — Девушка отворачивается, демонстративно игнорируя мое присутствие и то, что Уолкер собирался меня представить.
Уолкер сжимает мою ладонь, но не произносит ни слова в мою защиту. Внезапно я ощущаю себя маленькой и уязвимой. Хочется отойти от него, заслониться руками, а потом без оглядки сбежать. Наверное, я не настолько непробиваемая, как мне казалось…
Уже настроившись уйти, я замечаю краем глаза, что девушка по имени Элинор давится смехом, и благодарю Бога, потому что ее смех разжигает во мне огонь. Огонь ярости, которая может выжечь все на своем пути. Я это уже проходила. Надо мной издевались, меня целенаправленно игнорировали и высмеивали, но на этот раз я не позволю одержать над собой верх. Нет. Я больше не та беззащитная девочка. Отчасти я, наверное, сама виновата — из-за своего платья, из-за того, что разрешаю трогать себя на людях, — однако это не дает этим людям права хамить мне, практически незнакомому человеку. Я ничем не заслужила жестокого отношения, но если Элинор нужна причина, чтобы сучиться на меня — она ее получит. Не вопрос.
Выпустив руку Уолкера, я провожу ладонями по бедрам — вроде как поправляю платье, но на самом деле хочу привлечь внимание к изгибам своего тела. Возвращаю на место дразнящую улыбку и смотрю на мужа Элинор в упор. Получи, сучка. Он сразу же салютует мне бокалом шампанского. Пожирая меня глазами, делает глоток — похоже, кое-кто ждал этого момента весь вечер, — и тогда я нарочито медленно провожу языком по губам, точно искушая его выпустить шипучую жидкость мне в рот. Он доволен; в глазах сверкает похоть, член наверняка уже стоит в этих его черных штанах. Он явно из тех, кто в постели поручает всю работу женщине, а сам лежит на спине и пыхтит, какая она нехорошая, нехорошая девочка. Скука.