Вот так сложился наш ленивый утренний распорядок на ближайшие две недели. Загадочную тетину овсянку дети ели на кухне, а потом мы с моим двоюродным братцем пили на террасе мой любимый кофе, настоящий напиток богов. Бегущий Человек невольно сделался соучастником нашего ритуала. Фонтейн обнаружил, что можно незаметно рассмотреть бегуна как следует, лежа в шезлонге и глядя между перил террасы. Хотя иногда мы вставали и даже махали руками в знак приветствия, как туристы со второго этажа туристического автобуса. Все зависело от того, в каком состоянии с утра была моя прическа.
— Тебе надо вывести собак погулять, — заявил Фонтейн в один прекрасный день, глядя вслед Бегущему Человеку. — Когда он побежит мимо, собаки привяжутся к нему, и тогда у тебя появится возможность заговорить с ним и представиться.
В животе ухнуло, как в тот миг, когда ты вдруг видишь, что к твоей машине пристроился дорожный патруль, и спрашиваешь себя, не превысила ли ты скорость.
— Не хочу я никому представляться! Эти две недели были лучшими в моей жизни. Мне и так хорошо, и я не собираюсь все портить дурацким знакомством.
Фонтейн в задумчивости склонил свою темноволосую голову.
— Послушай, девочка, мудрый совет, — сказал он. — Все равно тебе придется вернуться в строй. Когда ты последний раз скакала на своем пони?
Я машинально отхлебнула кофе. Внезапно он показался мне каким-то прогорклым. Как я сама.
— Когда я скакала на пони? Не твое дело! — Я не собиралась обсуждать интимные вопросы даже с Фонтейном, с которым, поверьте, могла бы не стесняться. Поднявшись с шезлонга, я рывком затолкала его подальше под стеклянный стол.
— Неужели так давно? — Фонтейн покачал головой и тоже отхлебнул кофе.
— Не так уж и давно. — Я вытерла пятно со стола краем рубашки.
— А у тебя был кто-нибудь после Ричарда? — Братец вытянул ногу, и, чтобы войти в дом, мне пришлось бы переступить через нее.
Я, конечно, ходила несколько раз на свидания после разрыва с Ричардом, но, увы, все они были неудачными, одно хуже другого, притом по нарастающей. А последнее прошло так кошмарно, что после него мне хотелось спрыгнуть в шахту лифта.
Фонтейн навострил уши, как пума в засаде:
— Ох, да. Тебе явно есть что рассказать. Ну, колись, кексик!
Я щелкнула его по лбу и зашла в дом. Фонтейн не отставал, чуть не наступая мне на пятки. Придется ему что-нибудь поведать, а то вцепится, как клещ.
— Тебя устроит, если я просто расскажу, что на последнем свидании я допустила ужасную ошибку, и он мне больше не звонил? — Я подобрала с пола ботинки Джордана и отправила их к тем, что вчера выстроила рядком у двери.
— Ну, такое бывает. — Он наградил меня кивком всезнайки, плюхаясь на диван в гостиной. — Но ты не должна себя упрекать. Все мы можем так ошибаться. И именно поэтому нельзя останавливаться. Ты же не можешь допустить, чтобы этот идиот оказался последним?
— Ты такой же напористый, как твоя мать. — Я отодвинула коленом кофейный столик. — Она полагает, что я должна встречаться с этим уродом, сыном Аниты Паркер. Помнишь, тем самым, который в детстве кидал мне червяков в волосы? Вот уж спасибо. Мне и одной неплохо.
— А вот в это я не верю. — Он облокотился на диванную подушку.
— Почему? Ты считаешь, что я не могу о себе позаботиться?
— Да можешь, можешь, конечно, но ведь люди — существа социальные, и одиночество — это ненормально, уж поверь мне. Я просто специалист по ненормальному поведению.
— А с этим я могу поспорить. — Я швырнула ортопедическую подушку на диван рядом с ним, а игрушку, которую постоянно грыз Фацо, — в собачью корзинку. — Но не хочу даже разговоров заводить на тему свиданий. Вот прямо сейчас мне неинтересно встречаться с какими-то там очередными парнями. А может, и вообще неинтересно.
— Ну и ладно. — Фонтейн надулся, поглаживая бородку.
Я чувствовала, как его внимательный взгляд преследует меня, пока я пыталась навести минимальный порядок в коллекциях хлама его матушки. Я собирала пушинки с ковра и перекладывала журналы до тех пор, пока укоризненное молчание, повисшее в комнате, стало невыносимым.
— Прекрати! — наконец не удержалась я. — Ты начинаешь меня бесить!
Его глаза озорно блестели, как тогда, когда нам было по шестнадцать и он уговорил меня покурить травки за лодочным сараем, а закончилось всё купанием голышом в озере. На следующее утро я проснулась вся в тине. Подушка была вымазана растаявшим мороженым.