— А утешить?
— Нет, у нас принято делиться только радостью, так её становиться больше, а несчастье мы переживаем в одиночестве, так оно скорее проходит.
— Я так понимаю, твоё несчастье — я?
— К несчастью, это так, мистрис Атеистка.
— Меня Александра зовут, или Саша, — в раздражении кинула Сашка. Не то, чтобы ей было как-то сильно неприятно, но определённо обидно.
— Ты представилась Атеисткой, — удивился Леголас Семнадцатый.
— Угу… слушай, ну если тебя так напрягает моё общество, мне тоже твоё не так уж и нравится, может, разойдёмся по тихому, да и всё, найдём себе кого-нибудь другого, с кем связаны, кто будет более симпатичен?
— Это невозможно.
— Да ладно, утром я встала с головной болью, а сейчас хожу по замку предводителя альвов, с которым связана какими-то нитями, и ты мне рассказываешь про невозможное!
— Просто ты не до конца понимаешь, как это действует. Я погибну без тебя, а самое ужасное — ты без меня… я никак не могу допустить этого.
— Бред!
Широкие двери распахнулись сами, и Малор прошёл в комнату, которая была скорее огромной террасой нависающей над тёмным морем на огромной высоте. Вдали был виден тянущийся ярко-зелёный, с вкраплением багряного, берег, и тёмные скалы. Ультрамариновое небо и белые мраморные ступени, уходящие куда-то наверх, вдоль резных перил.
— Если мы каким-то образом связаны, то я тоже должна это чувствовать, хоть что-нибудь, ведь должна? Должна. Но я не ощущаю… ничегошеньки, может быть, немного удивления от всего происходящего, — рассуждала вслух Сашка, ходя по террасе.
Это очень странная история и сомнительная схема.
— Слушай, — Сашка остановилась, как вкопанная, — сколько, ты говоришь, тебе лет?
— По вашему летоисчислению мне почти восемь тысяч лет.
— Ага… а живёте вы обычно до какого возраста?
— Шестнадцать — двадцать тысяч, если в пересчёте на человеческие годы.
— Тогда получается, не проживёшь ты столько, Леголас Семнадцатый, ещё лет пятьдесят, и всё.
— Отчего же? Тебе было знамение?
— Не нужно знамение, чтобы знать, что люди живут лет семьдесят… если повезёт. А ты вроде как собрался без меня погибнуть. Я не очень-то понимаю мироздание, но из того, что я слышала — оно знает, что делает, и разбазариваться правителями не стало бы.
Леголас Семнадцатый немного устало, что выглядело странным для высокой и подтянутой фигуры альва, сел на стул с высокой резной спинкой.
— Я могу отдать тебе половину своих оставшихся лет, конечно, так ты проживёшь меньше, чем если бы родилась в нашем измерении, но больше, чем обычный человек.
— Как это — отдашь годы? Такое возможно?
Может, всё же галлюцинации?
— Да, это возможно. Ты та, с кем я связан нитями мироздания, Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос сделает это, как сделал бы для любого, кого связали нитями мироздания с человеком.
— Сочувствую вашему горю, — всё, что сумела пробормотать Сашка, перед тем как уставиться на гладь воды за белыми изразцами из полированного камня.
— Может, этот твой Эрбадрид всё же ошибся? — решила вселить надежду в Леголаса Семнадцатого Сашка. А заодно и в себя.
Не то чтобы ей помешала пара тысяч лет в запасе, однако провести эти годы с парнем, называющим себя правителем альвов, было сомнительной идеей.
И что самое обидное, для Семнадцатого — тоже. Может быть, Сашка и не была так уж красива, как их, альвивские женщины…
— Ты красива, — Семнадцатый перебил мысленный поток Сашки.
— Хватит копаться в моей голове!
— Это получается непроизвольно, мистрис Атеистка. Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос сказал, что ошибки нет. Ты — именно та.
— Когда это он сказал?
— Только что.
— И как же? — ехидно заметила Сашка. — Его тут нет.
— Так же, как я чувствую твои мысли.
— Ты и с ним связан нитями мироздания? — Сашка так и села.
Ничего себе, групповушка намечается.
— Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос связан со всеми, — проигнорировав, а может, не поняв мысль Сашки, ответил Леголас. — Он — смотритель мироздания. — Леголас нахмурился, словно подбирал слово.
И Сашка увидела жгучего брюнета, того, что был Эрбадридом. Он стоял на высоких ступенях, и сверху на него падали лучи солнечного, как подумала Сашка, света. Лучи не просто били вниз, на человека, вернее альва, они как будто играли с руками того, кто был Эрбадридом. А он эти лучи передвигал и запутывал, заплетал, как косы. Потом развернулся, и Сашка увидела, что чёрные глаза могут быть чернее черноты, так, что ей стало страшно, а уж когда Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос заговорил что-то на гортанном, отрывистом и сложным для человеческого уха, языке, Сашка и вовсе вспомнила древние обряды, или то, как это показывали в мистических фильмах.