Кобыла выпустила из ноздрей воздух и взрыхлила копытом устланный сухой соломой пол, когда охотник убрал гребень и шлёпнул её по крупу. Кроме неё в конюшнях стояла ещё пара кляч, коровы, и один старый мул. Видимо, его верховая была недовольна столь неподходящим для неё обществом.
Коред подкинул ей ещё один пучок съедобного овса, погладил по носу и вышел из конюшни.
Погода на улице оставалась такой же мерзкой, как и прежде. Серые небеса поливали деревню мелким, противным дождём. Время от времени налетали порывы промозглого ветра и тогда колючие капли били прямо в лицо. Охотник плотнее закутался в плащ и быстро зашагал в сторону сарая, в котором его поселили.
Деревня не нравилась Кореду. Было в ней нечто неестественное, нечто зловещее. Сам воздух здесь казался наполненным унынием и безысходностью. Охотник вспомнил храм Младших Сестёр и решил для себя, что больше никогда не поедет этим путём.
Пока он шел к сараю, селяне недовольно косились в его сторону, но стоило ему пройти мимо, как они тут же возвращались к своим делам. Ещё одна странность. В любом небольшом поселении внезапные гости всегда служили объектом для сплетен и пересудов. Местные же, казалось, и вовсе ничем не интересовались. Кореду чудилось, будто своим появлением он вмешался в какой-то обряд, который жителям деревни никак нельзя было прерывать. Они беззвучно роптали, но продолжали хранить молчание.
Дойдя до сарая, Коред открыл дверь, и на него посыпалась уже знакомая пыль, вперемешку с насекомыми. Сопрелый запах вновь ударил в ноздри. Охотник снял с себя плащ и отряхнул его от дождевых капель. Повезло, что на улице не было ливня, и ему не пришлось выжимать его, как прошлой ночью.
Коред достал из-под соломы спальный мешок, в который заворачивал свой клинок, и расстелил его на полу. Затем уселся на него, привалившись спиной к стене амбара, и открыл свой винный бурдюк. Вина в нём оставалось на несколько глотков, и охотник почувствовал закипающий в нём гнев.
Чёрт его дёрнул сцепиться с ростовщиком? Остался бы в городе подольше, глядишь и выторговал бы у него этот злосчастный артефакт. А если бы не выторговал, то нашел бы иной, тихий способ заполучить его. Но нет, нетерпение вновь взяло верх и Коред, зарубив по пути к хранилищу трёх охранников и одного служку, выкрал артефакт и бежал из города. А мог бы сейчас спокойно сидеть у огня в трактире, где есть горячая еда, а вино не заканчивается.
Вместо этого он сидит в старом, вонючем сарае, среди плесени и жуков.
Коред сделал очередной глоток и полностью осушил бурдюк. Утерев губы рукавом, он отбросил пустой сосуд и грязно выругался. Растянувшись на спальном мешке, охотник закрыл глаза и попытался заснуть. Чем меньше времени он проведёт, глядя на этот убогий сарай, тем лучше. А завтра, рано поутру, он сядет на свою верховую и навсегда покинет эту богами забытую деревню.
Снаружи послышались неловкие, лёгкие шаги. Словно кто-то нерешительно подбирался к амбару, шлёпая по мокрой земле. Гость то останавливался, то делал несколько быстрых шагов. Коред, приоткрыв один глаз, насторожился.
В просвете между старыми досками, из которых сколотили амбар, мелькнул невысокий силуэт. Замерев у двери, он словно колебался: постучать, или войти без стука?
Коред решил, что если неизвестный гость начнёт тарабанить по стенке амбара, то его, Кореда, всего засыплет веками копившейся пылью, и он навсегда останется здесь, похороненный среди гнилой соломы и ржавых земледельческих инструментов.
-- Ну и чего ты там мнёшься? Входи, или проваливай.
Дверь амбара медленно, со скрипом, отворилась. Но только наполовину. В дверную щель протиснулась покрытая пепельными волосами голова мальчишки-конюха. На его лице, одновременно, читались любопытство и страх.
-- Чего тебе? -- Охотник забеспокоился, не случилось ли с его лошадью какой беды.
-- Можно к вам, господин? -- голос мальчишки ещё не утратил юношеской мелодичности, хотя изрытое лёгкими рябушками лицо уже было покрыто первой, нежной щетиной.
-- Куда ко мне? Здесь место на меня одного, -- сказал Коред, садясь рывком и исподлобья глядя на парня. -- Если ты принёс мне новости о моей лошади, то говори. Ежели нет -- проваливай.
Было видно, как конюшонок занервничал.
-- Нет, я... у меня... я хотел... вот! -- мальчишка, набравшись смелости, вошел в амбар и вытащил из-под своего грязного, латанного-перелатанного плаща пузатую стеклянную бутыль с мутной бесцветной жидкостью. Опытный глаз Кореда мгновенно распознал самогон.
-- Это мне?
Мальчишка кивнул.
-- От кого? -- охотник не боялся, что его отравят, но с подозрением относился к подобным жестам доброй воли.
-- От меня, -- неуверенно, глядя в пол, промямлил мальчишка. -- Я его у отца взял. У него много, пропажу одной он вряд ли заметит.
С этими словами он протянул бутыль Кореду.
Охотник, не спуская глаз с мальчика, взял бутыль и выдернул пробку. В воздухе тот час запахло сивухой. Слегка принюхавшись, Коред мельком окинул взглядом бутылку и щедро отхлебнул. Пойло оказалось не самого лучшего качества, но за неимением большего охотник не стал плеваться.
Мальчишка стоял рядом и вся так же заинтересованно смотрел на Кореда.
-- Ну, спасибо, -- Коред утёр выступившие на глазах слёзы. Сивуха была очень жгучей. -- Только ради чего ты рискуешь быть высеченным отцовскими розгами, принося мне выпивку? Учти, если ты чего учудил с моей лошадью, никакие подарки тебя не спасут.
Мальчишка явно испугался и поспешил оправдаться:
-- Нет, господин! С вашей лошадью всё в порядке! Я только что был в стойлах -- уже завтра она сможет выступить в путь.
-- Тогда зачем ты здесь?
-- Я... -- неуверенно начал парень. -- Я хотел с вами поговорить. Правда, что о вас в деревне говорят?
-- Смотря что. -- Ответствовал Коред, вновь приложившись к бутылке. -- Всё отчасти зависит от того, что говорят, и полностью от того, кто говорит.
-- Отец говорит, что вы грубиян и бандит, и что вы к нам по недосмотру Богов забрели. А старая Ослин, которая кур щиплет, сказала, что вы странствующий рыцарь. Вы рыцарь? -- с надеждой спросил паренёк.
-- В наших краях рыцарей нет. А если они к нам и захаживают, то в подобное захолустье носов не кажут. Положение не велит.
-- А вы знаете рыцарей? -- конюшонок не унимался.
-- Рыцарей? -- переспросил Коред, снова отхлебнув сивухи. -- Знаю. Вернее, знал. Я же говорю тебе, малец, в наших краях рыцарей нет: это звание присваивается мужчинам на Саратосии, после чего они напяливают на себя шлем с плюмажем в виде герба и ведут себя как идиоты.
Мальчишка явно был разочарован услышанным:
-- А разве у нас нельзя стать рыцарем?
-- А зачем? -- удивился охотник. -- Возьми в руки меч и иди на службу к любому, у кого есть власть и богатства -- вот тебе и всё рыцарство. Только без обетов, помазаний, и битья себя в грудь.
-- Но ведь рыцари дают клятвы: беречь невинных, защищать женщин и стариков, хранить отчий дом...
Коред разразился смехом. Самогон довольно быстро пьянил его, а рассуждения юного конюшонка казались охотнику забавными.
-- Ну да, а в перерывах они насилуют простолюдинок, берут право первой ночи и собирают десятину для себя и своего господина. Парень, кто засрал тебе голову этими бреднями про рыцарей и их благородство? Твой пустоголовый папаша, или какой-нибудь проезжий краснобай?
-- Мне матушка рассказала! -- с вызовом возразил конюшонок. -- Ещё она сказала, что когда я повзрослею, то тоже смогу стать рыцарем и помогать людям!
-- Значит, твоя мамаша была той ещё дурёхой, -- покачал головой охотник. -- Или же ты был слишком мал, от чего она потчевала тебя сладкими сказками. Хочешь стать рыцарем? Что же, твоё право. Отправляйся в любой порт и плыви на Саратосию, нанимайся на службу к кому-нибудь из тамошних господ и жди. Они обожают посвящать в рыцарей сыновей самогонщиков, прибывших из-за моря. Глядишь, лет через двадцать, если до этого тебя не убьют, не покалечат, или ты сам не упьёшься до смерти, тебя возьмут в сквайры или конюхи. А ещё лучше, выйди прямо сейчас на улицу, возьми какую-нибудь кочергу и разбей башку первому попавшемуся старику. Затем изнасилуй его жену и дочку, и угони их овец в свой загон -- вот тебе и всё рыцарство, далеко ходить не надо!