Это были годы возрастающего преобладания Пруссии над разобщенными немецкими государствами.
Власти и всепроникающая бюрократия сильно ограничивали свободу выражения. Многие интеллектуальные и творческие люди, которые, возможно, могли стать писателями, предпочли занятия музыкой и философией. Этих людей преимущественно интересовали «высшие вещи», что не бросало явного вызова бюрократическому статус-кво.
Даже несмотря на это, в период правления Фридриха Великого, например, работы Канта были запрещены.
Однако, обратив свое внимание на преемника Канта — Гегеля, мы обнаружим, что его системная философия прославляла такое же системное государство. Общепризнано, что эта система подверглась критике современником Гегеля- Шопенгауэром.
Но Шопенгауэр оспаривал не теорию государства Гегеля, а лишь его философскую систему. Политические взгляды Шопенгауэра оставались консервативными, и до последних лет его жизни мало кто интересовался его пессимистической философией.
Очень похожая судьба выпала на долю другого великого нонконформиста немецкой философии XIX века. На протяжении почти всей жизни Фридриха Ницше мало кто обращал внимание на его работы, и он был вынужден довольно долго находиться за границей. Он вернулся в Германию только после того, как сошел с ума, проведя свои последние 10 лет в больнице для душевнобольных.
В XX веке отношение немцев к своим философам мало изменилось. В отличие от своих предшественников Витгенштейн был венским евреем (показательно, что его современник Фрейд принадлежал к той же национальности и происходил из того же города). Витгенштейн также провел большую часть жизни за границей, преподавая в английском Кембридже. В то же время другой великий немецкий философ, Хайдеггер, остался преподавать философию во Фрайбурге. Как и Гегель, он предпочел поддержать государство, хотя к этому времени жесткий авторитаризм Пруссии сменился расистским бредом диктатуры Гитлера. Трудно представить себе философа, который бы разделял такие абсурдные взгляды, и в случае Хайдеггера это, наверное, можно объяснить слабостью характера и карьеристскими амбициями. Сама же философия Хайдеггера открыта для широкого круга различных интерпретаций: от экзистенциализма Сартра до структурализма Дерриды и Фуко (в том числе, следует добавить, и определенных элементов фашизма). В любом случае вместе с Хайдеггером одно из направлений немецкой философии, начатое Лейбницем, по-видимому, завершилось. Его ответвления развиваются теперь в других странах Европы, обретя странноватое и прекрасное структуралистское очарование с отчетливым французским оттенком.
Другое направление немецкой философской традиции, связанное с именем Витгенштейна, выродилось в запутанный лингвистический анализ.
Для последователей Витгенштейна основные вопросы философии сводятся к чуть более крупным, чем лингвистические ошибки, проблемам.
Возможно, и в своей жизни, и в своей философии Лейбниц был не всегда прав, но к счастью, эти просчеты представляют гораздо больший интерес, чем заурядные лингвистические ошибки.
Из произведений Лейбница
Монадология, положения 1–7
1. Монада, о которой мы будем здесь говорить, есть не что иное, как простая субстанция, которая входит в состав сложных; простая — значит не имеющая частей.
2. И необходимо должны существовать простые субстанции, потому что существуют сложные; либо сложная субстанция есть не что иное, как собрание, или агрегат, простых.
3. А где нет частей, там нет ни протяжения, ни фигуры и невозможна делимость. Эти-то монады и суть истинные атомы природы, одним словом, элементы вещей.
4. Нечего также бояться и разложения монады, и никак нельзя вообразить себе способа, каким субстанция могла бы естественным путем погибнуть.
5. По той же причине нельзя представить себе, как может простая субстанция получить начало естественным путем, ибо она не может образоваться путем сложения.
6. Итак, можно сказать, что монады могут произойти или погибнуть сразу, то есть они могут получить начало только путем творения и погибнуть только через уничтожение, тогда как то, что сложно, начинается или кончается по частям.
7. Нет также средств объяснить, как может монада претерпеть изменение в своем внутреннем существе от какого-либо другого творения, так как в ней ничего нельзя переместить и нельзя представить в ней какое-либо Внутреннее движение, которое могло бы быть вызвано, направлено, увеличено или уменьшено внутри монады, как это возможно в сложных субстанциях, где существуют изменения в отношениях между частями. Монады вовсе не имеют «окон», через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти. Акциденции не могут отделяться или двигаться вне субстанции, как это некогда у схоластиков получалось с чувственными видами. Итак, ни субстанция, ни акциденция не может извне проникнуть в монаду.
Избранные сочинения, том 5, с. 343
Первичные истины, которые становятся известны посредством интуиции, бывают двух видов. Это либо истины причины, либо истины факта. Истины причины необходимы. То есть их нельзя отрицать: их противоположность невозможна.
Истины факта случайны. То есть противоположное им возможно. Первичные истины причины я называю общим термином «одинаковые предметы», потому что они лишь по-разному повторяют одно и то же, не обучая нас ничему.
Примерами утвердительных истин являются следующие:
«Все есть то, что есть», «А — это А, В — это В», «Равносторонний прямоугольник — это прямоугольник». Теперь мы приходим к отрицательным истинам, зависящим либо от принципа противоречия, либо от принципа несопоставимости.
В общих чертах принцип противоречия гласит: предположение либо истинно, либо ложно…
Монадология, положения 31, 32 31.
Наши рассуждения основываются на двух великих принципах: принципе противоречия, в силу которого мы считаем ложным то, что скрывает в себе противоречие, и истинным то, что противоположно, или противоречит ложному; 32. И на принципе достаточного основания, в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания, почему дело обстоит именно так, а не иначе, хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут быть нам известны.
Монадология
Касательно утверждения, что три равно два плюс один — это единственно определение термина три. Верно то, что он содержит скрытое утверждение: а именно, что идеи чисел возможны.
Это известно интуитивно, поэтому мы можем сказать, что интуитивное знание содержится в определениях, когда их возможность очевидна.
Новые опыты о человеческом разумении, глава 17 Это верно, что существует бесконечное множество вещей, то есть их существует всегда больше, чем можно учесть. Но легко доказать, что не существует бесконечного числа, или бесконечной линии, или какого-нибудь другого бесконечного количества, если брать их как настоящие целые…
Истинная бесконечность в точном смысле слова заключается лишь в абсолютном, которое предшествует всякому соединению и не образовано путем прибавления частей… Идея конечного и бесконечного имеет место повсюду, где существуют величина и множество. Но истинная бесконечность вовсе не есть модификация, она — абсолют; наоборот, как только мы начинаем модифицировать — мы начинаем ограничивать и образуем конечное.