– По крайней мере, вы продержите ее в тюрьме, пока я не докажу, что она еретичка, бежавшая от костра в Брюсселе, – закричала Черная Мег.
– И не подумаю: тюрьмы и так полны. Развяжите ее и отпустите.
Несколько удивленные солдаты повиновались, и Марта с трудом поднялась на ноги. С минуту она стояла, смотря на свою избавительницу, затем, крикнув: «Лизбета ван Хаут, мы еще увидимся!» – бросилась бежать с неимоверной быстротой. Через несколько секунд она виднелась вдали только черной точкой на белом ландшафте и скоро совсем исчезла.
– Скачи как хочешь, Кобыла, – крикнула ей вдогонку Черная Мег, – а все же я поймаю тебя. И тебе не уйти от меня, красавица-лгунья, лишившая меня дюжины флоринов[7]. Погоди, и тебе придется иметь дело со святой инквизицией, этим ты обязательно кончишь! Не спасет тебя твой красивый любовник-испанец. Так ты перешла на сторону испанцев и отреклась от своих толсторожих бюргеров?! Ну, узнаешь ты еще испанцев, помяни мое слово!
Два раза Монтальво тщетно пытался прервать поток ее яростной брани, которая задевала его и могла невыгодно отразиться на его планах, и наконец прибегнул к другому средству.
– Схватить ее! – приказал он двум солдатам. – А теперь окунуть ее в прорубь и держать, пока я не прикажу отпустить.
Они повиновались, но в выполнении приказа пришлось принимать участие всем троим, так как Черная Мег отбивалась и кусалась, как дикая кошка, пока ее не бросили головой вниз в прорубь. Когда наконец ее вытащили оттуда, она, вся дрожащая и мокрая, молча поплелась прочь, но взгляд, брошенный ею на Лизбету и на капитана, заставил последнего сделать замечание, что, быть может, следовало продержать ее под водой двумя минутами дольше.
– Холодно сегодня, да еще вам пришлось провозиться с этой историей, так вот вам и вашим людям на что погреться, когда сменитесь, – обратился Монтальво к сержанту, подавая ему довольно значительную для тех времен сумму. – Кстати, быть может, вы захотите сделать мне одолжение и отвести моего вороного в конюшню, а на его место запрячь в мои сани этого серого скакуна: мне еще хочется прокатиться по крепостному рву, а моя лошадь устала.
Солдаты отдали честь и принялись перепрягать лошадей, между тем как Лизбета, предугадывая намерения своего кавалера, подумывала было бежать, воспользовавшись коньками, еще бывшими у нее на ногах. Но Монтальво не выпускал ее из виду.
– Сеньорита, – сказал он спокойным тоном, – мне кажется, вы обещали провести со мной остальной вечер, и я уверен, что никто не может заставить вас сказать неправду, – добавил он с вежливым поклоном. – Если бы я не был уверен в этом, я вряд ли так легко принял бы ваше свидетельство несколько минут тому назад.
Лизбета, видимо, смутилась.
– Я думала, сеньор, что вы вернетесь на праздник.
– Мне что-то не помнится, чтобы я говорил это. Мне надо осмотреть, в порядке ли караулы. Не бойтесь, прогулка при лунном свете будет прелестная, а потом вы, может быть, доведете свое гостеприимство до того, что позовете меня отужинать у себя.
Она все еще колебалась, и неудовольствие отражалось у нее на лице.
– Ювфроу[8] Лизбета, – заговорил тогда Монтальво, изменив тон, – у меня на родине есть пословица: долг платежом красен. Вы покупали и… получили товар. Понимаете вы меня?! Позвольте потеплее укрыть вас… Я знаю, что в душе вы намерены честно расплатиться. Вы… только дразните меня… Если бы вы в самом деле хотели избавиться от меня, то могли бы воспользоваться случаем и убежать. Поэтому я сам предоставил вам этот случай, не желая удерживать вас против воли.
Лизбета слушала и кипела досадой: этот человек перехитрил ее. На каждом шагу он старался показать ей ее несостоятельность, и еще больше ее сердило, что он был прав. Она покупала, она должна и платить. Зачем она покупала? Не ради собственной выгоды, но побуждаемая чувством человеческой жалости, ради спасения жизни себе подобного существа. Но почему она решилась на ложную клятву ради спасения этой жизни? Она была верующая католичка и не симпатизировала таким людям. По всей вероятности, эта женщина была анабаптисткой[9], одним из членов этой отвратительной секты, не имевших имени, позволявших себе безнравственные поступки и бегавших нагими по улицам, объявляя, что они «голая правда». Не подействовало ли на нее заявление этой женщины, что она в детстве знала ее отца? Может быть, отчасти. Но не было ли еще другой причины? Не произвели ли на нее впечатление слова женщины об испанцах, смысл которых она уяснила себе во время катания – именно в ту минуту, когда она увидела сатанинское выражение лица Монтальво. Ей казалось, что именно это и было причиной, хотя тогда она и не сознавала этого. Ей казалось также, что она действовала не по собственной воле, но будто побуждаемая какой-то непонятной силой, которой она не могла противостоять.
9
Анабаптисты – члены некоторых религиозных сект, в число основных положений учения которых входило требование крещения не в младенчестве, а в зрелом возрасте.