Эли сжал в кулаке колечко, простое совсем — медный ободок, махонький камушек, наверное, обычное стеклышко. Колечко тепло шевельнулось в руке, словно просыпаясь.
— Не потеряю, бабушка Целеста.
— Не загадывай, — проворчала старуха, пока он осторожно громоздился на широкую оленью спину.
И вздохнула, подавая камзол:
— Думаю, колечко и виновато, что пошел Явор по торговой и ювелирной части. Сказал мне тогда, не хочу в бедности жить, вырасту — разбогатею и тебя, мать Целеста, заберу из кривого домишка, поселю в удобных палатах. Да не всякая мечта человека поднимает. В детстве-то он был совсем золотая душа, а как завел шашни с деньгой, стала душа со ржавчинкой. Но я все равно дурака люблю и за него волнуюсь.
Эли не очень волновался за незнакомого Явора, но, летя на спине оленя Оллиса обратно ко дворцу, успел подивиться тому, как быстро входят в его жизнь совсем незнакомые люди. Далеко позади, уже за стеной, стихало дудение старой Целесты (он понял — дудка-то сделана из второго рога лесного оленя!), а он летел, вцепившись руками в косматую шерсть и думал. О мальчишке Яворе, который брался за грязную работу, чтоб суметь сделать подарок — от самого чистого сердца той, что заменила ему мать. О торговце Гейто, к которому стремился улететь серый соловейко, и летит теперь рядом, трепеща крылышками — обратно в сверкающий неживой парк. А еще — о девочке Келайле, совсем незнакомой, у которой, по словам старухи — чистая душа и по-настоящему золотое сердце. Как она упрекнула принца — за шелками и бархатами принцессы ты ее и не замечал! Но у принцессы Эрлы тоже хорошее сердце, возражал Эли, трясясь на могучей спине и влетая на площадь перед дворцовой лестницей, где толпились груженые сундуками повозки и скучали возничие на передках богатых карет. Не зря мое сердце тянется к ее сердцу!
Олень не остановился, пронесся мимо ошарашенных гостей, что прогуливались по площади в ожидании отъезда принцессы, и побежал дальше, углубляясь в парк — по боковой аллее, которая вела тоже ко дворцу, только с его обратной стороны.
— Где твой друг? — проговорил Эли, нагибаясь к шее оленя и держа в руке медное колечко, — ищи его, Оллис!
Олень покивал в ответ и резко остановился у неприметной дверки, закрытой вьющимся виноградом с листьями из темно-зеленого нефрита. Эли спрыгнул и прислушался. Там, на площади, люди шумели, пересказывая друг другу, как пролетел мимо неспокойный принц: мало того, что опоздал к завтраку, мало того, что садовник прибежал, неся начерканную им записку для сердитой Эрлы. Так еще и вернулся — на олене! Будто не принц, а бродячий циркач. И не спешился, торопясь просить прощения. А мелькнул, только и видели гости белый олений круп с рыжим флажком-хвостиком, да камзол, наброшенный на плечи принца.
Скоро сюда прибегут любопытные, понял Эли, слезая с Оллиса, начнут рассказывать, как обижается прекрасная Эрла и как сердятся ее родители.
— Сюда? — спросил шепотом. И когда Оллис кивнул, махнув здоровенным рогом, Эли похлопал его по шее, — спасибо, друг. Беги, спрячься в деревьях. Да осторожнее! У них острые листья!
Дверка была такой неприметной, что закрывать ее видно не побеспокоились, да и кто полез бы сюда, понимал принц, аккуратно отводя непослушные плети, накрест захлестывающие темное дерево двери. И вот чудо — там, где проводил он рукой с медным колечком, виноград становился послушным, плети мягчали, и листья не резали рук.
Эли надел свой камзол, чтобы не бросать его снаружи. И щурясь, ступил в полумрак, ожидая страшных вещей, что окажутся в таинственном подземелье дворца.
Но внизу, под узкой лесенкой, светили лампы на стенах. Слышался деловитый шум, кто-то распевал песенку, а кто-то пробежал мимо, сверкая белой поварской шапочкой над серебристым кругом подноса.
Эли спускался, оглядываясь. Это что, дворцовая кухня? А как же лабиринты, где, может быть, пропал незадачливый Явор?
Он спрятался в закутке, прислушиваясь к разноголосому шуму из распахнутых дверей. Оттуда шипело, гремело, скворчало. А еще пахло жареным мясом и горячим компотом.
— Тонико! — грянул из кухни сердитый бас и на пороге появился огромный, как белый медведь, старик в поварском колпаке, — где носят феи этого мальчишку? То-ни-ко! Ежели каша остынет, сам пойдешь получать пинков от славного мастера Асура! Его подмастерья и так возятся дни напролет с камнями, а я отдам на обед парням закаменевшую кашу?