Появившаяся на встречной полосе “мазда” аккуратно свернула к обочине и не менее аккуратно въехала передним бампером в левую фару “крайслера”. Машина вздрогнула, жалобно зазвенев разбитым глазом.
— Вот так вот. Теперь можно спокойно поговорить.
— Женька? — бесцветным голосом спросил федерал.
Скал молча протянул вперед руку. Водитель так же молча вложил в нее осторожно вытащенный пистолет.
Майор подбросил на ладони металлическую машинку.
— Вот такие пироги, Лешенька. Столько лет не виделись, а теперь я не сказал бы, что очень рад нашей встрече.
— Никогда бы не подумал, что ты выберешь другую сторону, — осторожно сказал федерал. — Мог бы подумать о любом, но не о тебе.
Скал стянул вниз шарф. Потом он повернул лицо к бывшему своему однополчанину.
Макс, впервые увидевший майора после их встречи в “Амфоре”, тихо ужаснулся. Перехватив взгляд Кретова, Скал наклонился и посмотрел на побледневшего Макса.
— Привет, одноклассничек. Или называть тебя создателем? — майор приветственно помахал рукой. — Что, не нравится собственное творение? А я, кстати, за тобой. Так что, Лешик, — Скал повернулся к федералу, — сними с него браслеты и можешь спокойно ехать.
Алексей молча повиновался. Кретов, с трудом держась на ногах пошел к “форду”, удивляясь, как это удается не падать. Там его снова подхватили какие-то руки и усадили в еще одно теплое автомобильное нутро.
Майор и капитан Леша Фокин посмотрели друг на друга, понимая, что при таких обстоятельствах нельзя разойтись просто так.
— Поверь, Лешик, — проговорил Скал, закрывая лицо и поднимая воротник, — не из-за денег я во все это ввязался. И не по своей воле.
— Всем нам приходится выбирать… когда-нибудь, — сказал Фокин. — Ты сделал свой выбор и… Дерьмово, что ты теперь с другой стороны окопа, Женька.
Скал опустил голову.
— Я завидую тебе, Леша, — бесцветным голосом произнес он. — Тебе не надо никому мстить. Отдай ваши мобилки и уезжай.
Федерал выполнил приказ, после чего резко сказал:
— Прощай, Скалин.
Скал пожал плечами и отошел от машины. “Крайслер” вздрогнул и выехал на середину шоссе, разворачиваясь носом к Москве.
— Прощай, капитан, — тихо сказал майор, глядя вслед удаляющейся машине.
Скал подошел к непрерывно жующему здоровяку лет сорока, застрелившему не в меру горячего федерала из той самой странной “пушки”, добытой Скалом на “черном” рынке.
— Сработает? — спросил он.
— Еще бы, — хмыкнул тот.
— И когда?
— Таймер поставлен на полчаса, значит… минут через 20. Штучка, что я вколотил в голову того пацана сожжет все и вся в радиусе трех метров. Соберут только пепел и от скольки он человек, никто не сосчитает. Конечно, если не будут копать.
— Нет, — сказал майор. — Копать не будут.
Через пару часов Скал, придерживая за руку все еще не пришедшего в себя Макса, надавил кнопку звонка, приделанного рядом с дверью, обитой серым дермантином. Открыл Боков, несколько минут назад приехавший по просьбе Эскулапа. Из-за его спины выглянул главврач, снявший эту квартиру через частную маклерскую контору.
— Здравствуй, Боков, — сказал майор, прислонив Кретова к стене. — Меня зовут Скал. Руку не протягиваю, поскольку ответного рукопожатия не жду.
— Привет, майор, — Сергей хладнокровно посторонился.
Скал втащил внутрь Макса и с помощью Эскулапа положил его на диван.
— Пожалуй, мне нужны объяснения, — сказал Боков. — Конечно неприлично просить их так часто, но с кем поведешься…
— Когда будешь звонить Лузгину, — майор схватил стоявшую на столике банку пива и сделал несколько жадных глотков, — просто скажи ему, чтобы успокоил ФСБ.
Скал довольно зажмурился, смакуя холодную влагу и добавил:
— Сегодня пара их сотрудников попала в аварию… Такая трагедия…
Проныра продолжала свое шествие по улицам. Оглядывая каждую травинку, каждый камень, попадавшийся на дороге, она время от времени прикасалась к охватившему запястье золотому браслету, спрятанному под лохмотьями. Снег прекратился и стало почти тепло. Попадавшиеся навстречу люди либо брезгливо морщили носы, при виде грязной сумки, скрипевшей колесиками, либо просто не обращали внимания на привычную картину нищеты, возведенной в абсолют.
Прошагав несколько сот метров, Проныра решила устроить себе отдых. Везение, которым так хорошо начался день, похоже, закончилось. На дороге попадался лишь превратившийся в грязь снег. Бомжиха уселась на уже избавившуюся от бутылок сумку, предварительно вытащив из нее надкусанный батон. Проныра всегда надкусывала хлеб, как только он попадал к ней в давно не мытые руки, словно боялась, что стоит промедлить и жизнь отберет и этот долгожданный кусок, который так обольстительно пахнет.