— Она может бороться с ним, — Скал крепко стиснул зубы, прогоняя наваждение. — Ученики могут бороться с учителем. И у нее тот же дар. Я думаю, дело именно в этом. Илона сможет одолеть его.
“Интересно, я точно об Илоне сейчас говорю?”
— Но я ничего не знаю, — взмолилась Илона. — Я… да, я помню, что как Гарпия могла полностью владеть собственным телом, вплоть до остановки сердца, и тому подобные вещи, но знаниями оборотня я не обладаю.
Макс сел с ней рядом и обнял ее.
— Если кто и будет сражаться с ним, — хрипло сказал он. — То это буду я. Оставьте ее в покое.
— Напоминаю, — мягко сказал Каэр. — В момент слияния, там в лаборатории, искусственно созданная личность исчезла. О каком даре шла речь и кому он принадлежал, Илоне или Гарпии, установить невозможно, по крайней мере, пока. Гарпии больше нет, поэтому Немезис, это все что у нас осталось. Так что ваш патетический порыв, молодой человек, не имеет смысла. Конечно, именно вы и будете сражаться с ним. Осталось только найти того, кто сможет вас этому научить. Я имею в виду, нужно найти одного из тех, кто работал над проектом “Оборотень ХХ”. Тогда, я почти уверен, вы сможете держать Немезиса под контролем и использовать его способности, оставаясь Максом Кретовым.
— И плюс к этому, нам нужен еще тот, кто сможет изготовить LEYLA-2, — проворчал Боков.
— Володин, — отрубил Скал. — К нему мы собирались, к нему и направимся. Ты и я, — майор обернулся к Бокову. — Это дело как раз для нас с тобой.
— Почему же? — сдержанно спросил следователь, которому вовсе не улыбалось тесное сотрудничество с человеком, которому он не доверял.
— Каэр должен поработать с моими одноклассничками. Как знать, может удастся вспомнить еще что-нибудь, — пояснил майор. Макс раскрыл было рот, чтобы возразить, но взгляд черных глаз клона пригвоздил его к месту. — Мы с тобой пойдем по следу так, как умеем, ну и Каэр сделает то же самое.
Боков тряхнул головой, и этот жест Скал предпочел истолковать, как согласие.
— Вот и отлично. Номер остается за нами до следующего утра. Поработайте здесь часа два, а затем уезжайте и продолжайте работать вот по этому адресу, — майор черкнул несколько слов на листке календаря. — Запомнили? — Скал разорвал бумажку. — У входа в гостиницу будет стоять знакомый вам “джип”.
Закончив разговор, майор пошел к выходу. Боков, которому не дали и минуты на размышление лишь кивнул Максу и поспешил вслед за Скалом.
Каэр вместе с Илоной и Кретовым из-за закрытой двери расслышали ответ майора на неслышный вопрос Бокова:
— Пешадралом, родной, пешадралом. Прогулка — вещь полезная.
Все затихло.
Макс тихо, но твердо произнес, глядя в лицо молчащего Каэра:
— Я больше никому не позволю копаться у себя в голове. Никому и никогда.
— А этого и не требуется, — рассеянно помахивая в воздухе рукой сказал клон. — Наш дорогой следователь упустил еще одну ниточку, за что его, собственно, винить нельзя.
— Какую же?
— Маргарита Славина, — раздельно произнес Каэр. — Ее убрали не зря. Что-то она знала про все эти дела и нам нужно выяснить, что.
— Я ничего не знаю об этом, — упрямо повторил Макс. — На мой компьютер пришел приказ убрать. И это все. Так всегда было.
— Ты говорил, что ничего не помнишь о своей деятельности, а вернее о деятельности Немезиса? — быстро спросил клон.
На мгновение Макс смешался.
— Не помню, — неуверенно сказал он. — Не помню ничего важного.
— Ладно, ладно, — разрядил обстановку Каэр. — В принципе не о тебе речь. Есть такой старинный обычай поминать умерших на сороковой день. А между тем не прошло и трех дней после смерти Марго.
— Это то тут при чем? — раздраженно спросил Кретов.
— Только по истечении сорокового дня, — сообщил клон, — сознание человека исчезает полностью. Мозг мертв, но информация, накопленная им за всю жизнь, истекает в небытие постепенно. Поскольку процесс этот длится сорок дней, а прошло только два, то есть весьма неплохой шанс узнать что-нибудь от Маргариты.
Илона замерла. Макс ощутил, как внутри растет омерзение. Опять как тогда во время эксперимента с Илоной ему вдруг представилась картина стервятника.
Стервятника, клюющего падаль.
— Ей уже все равно, — сказал Каэр и его мягкий, успокаивающий голос подействовал сильнее долгих уговоров. — А нам это может очень помочь. Мне не хотелось этого говорить, но времени у нас почти совсем не осталось.
Он закрыл рот, словно стараясь удержать рвущиеся наружу слова, но все же прибавил: