— Это, пожалуй, требует объяснения, — после недолгой паузы проговорил Молохов. — Что случилось?
Маска сонливости и апатии неожиданно спала с лица Бомжа, словно стертая тряпкой рожица, нарисованная на стекле. Темные глаза Волохина на мгновение сверкнули, но тут же потухли, словно заставившее их загореться чувство появилось лишь на секунду.
Генка опустил голову и отошел к окну.
— Подумай сначала, — бросил он оттуда. — Стоит ли звонить и что-то менять. Да и вообще… эту статью публиковать.
— О чем тут думать, Генка, — до крайности удивленный и раздосадованный Молохов провел пальцем по экрану телефона. — Такой материал попадается раз в жизни. После его публикации мы сами себе будем гонорары устанавливать.
— Тебе денег мало?
— Да пошел ты! — Дима всерьез разозлился. — Я журналист и если мне в руки попадает редкостный материал, такой, которого ни у кого нет, я просто должен его опубликовать. Это как заноза, которую необходимо выдернуть.
— Зуд творчества и славы, скорее. Чем быстрее почешешься, тем лучше.
Пожав плечами, Бомж повернулся к нему лицом и присел на подоконник. Его расширенные зрачки мрачно поблескивали из паутины красных прожилок. Молохов сунул руки в карманы.
— А насчет денег… Да, мне нужны деньги. Просто потому, что считать каждую копейку и зависеть от того, шуршат ли у тебя в кармане бумажки унизительно и противно. И потом голод стирает любые мысли не относящиеся к поиску пропитания. Талант в таких условиях просто гибнет. А я не хочу, чтобы мой журналистский талант пропал.
Генка снова пожал плечами и протопал на кухню. Он вернулся с новой порцией «колы».
— На, остынь, — сказал Бомж, протягивая Диме стакан. — Никто твоему таланту пистолет к виску не приставляет. Хочешь творить, твори. Но и на рожон лезть не стоит, а то может случиться так, что финансы твои, заработанные, некому тратить будет.
Молохов глубоко вздохнул и мысленно сосчитал до семи, подавив раздражение. Внезапно ему пришла в голову мысль, что если уж невозмутимый Волохин заговорил таким образом, то основания для этого должны быть наисерьезнейшими.
— Вот и хорошо, — Генка вздохнул. — Вспомни-ка лучше тот день, когда мы с тобой сильнее всего жалели, что нет с собой качественной камеры?
— Нечего вспоминать, — мрачно произнес Дима. — В «Амфоре», с месяц назад. Кого-то там убили, куча спецов из ФСБ понаехала. Мне потом приятель оттуда шепнул, что федералы в тот вечер здорово лажанулись. Но на большее он не раскололся, а поскольку о самом убийстве писали все кому не лень, я с этим делом завязал.
— Подробностей я у тебя не спрашивал, — Бомж поскреб в затылке, — но хрен с тобой. Язык без костей, что тут сделаешь… Ты помнишь тех, кто сидел за одним столиком с убитым?
— Смутно. Девочка помню потрясная с ним была. Так ее весь ресторан я думаю запомнил, а что?
— Да ладно, — Генка провел пятерней по волосам. — Не буду томить, вижу, бесполезно это. Поскольку у меня память на лица профессиональная, поэтому я запомнил не только девочку, но и ее соседа.
— Кожухова, — задумчиво произнес Дима. — Я узнал его фамилию, прежде чем бросил копать и причем раньше, чем… Ну ладно, что дальше.
— Пусть так, Кожухова, — Бомж взял из рук Молохова стакан и одним глотком убавил его содержимое на треть. — На него охотилось ФСБ. Догадаться об этом не трудно. Так вот, после смерти Кожухова, к его столику, где и так уже сидело трое, как я понимаю, федералов, подбежал еще один из их же команды. Молодой совсем…
— Да зачем ты все это…
— Вот он, — Бомж подошел к столу и не глядя ткнул в одну из фотографий. — Вот, этот парень подошел тогда к столику.
Из открытого окна прилетел пронзительный звонок трамвая, пугавшего какого-то зазевавшегося пешехода. Молохов вгляделся в посмертный снимок Роберта Стивенса, валявшегося на полу с пробитой шеей.
— Что же из того? — медленно произнес Дима после некоторого молчания. — Здесь замешано ФСБ. Тогда тем более надо…
— Ты что, совсем дурак! — выкрикнул вдруг Бомж, впервые выплеснувший полновесный заряд злобы. Впрочем, голос он тут же понизил. — Ты что, думаешь федералы только тем и занимаются, что устраивают резню чуть ли не в центре города? Десять трупов! Причем один из них с выколотыми глазами.
— Девять трупов, — машинально поправил Молохов и добавил. — Ну и что из того!