Бомж открыл рот, но увидев глаза Димы лишь рассмеялся и рухнул на диван.
— Какого дьявола я тут стараюсь? Ты же упертый как Бен Ладен. Фиг с тобой, пиши статью, вынимай свою занозу. Или вернее чешись, унимай зуд.
— Э нет, Геночка, — Молохов сел рядом и постучал кулаком по костлявому плечу Волохина. — Выкладывай уж все, что знаешь. Переубедить ты меня не переубедишь, но факты. Факты меня интересуют.
Бомж покачал головой.
— Репортер хренов, — буркнул он, копаясь в желтом конверте. — Вот тебе еще факты, — Бомж сунул под нос Молохову глянцевый прямоугольник. — Видишь, рядом с этим покойничком ствол валяется? Сфотографировал специально, как чувствовал.
— Классная пушка, а что? Труп, по-моему, гораздо интереснее этого пистолета. Ты подумай, этому здоровенному мужику, шею свернули как котенку.
— Дебил, — Бомж спокойно и категорично покачал головой. — Мне тут знакомый, тот же самый, кстати, что тебе рассказал о Кожухове, парочку специализированных журналов подарил, так в одном из них я нашел фотографию и этой, как ты выразился пушки.
— И что? — Молохов подался вперед.
— Это, американский кольт, военного образца, с лазерным прицелом. Их было изготовлено всего около тысячи штук, по специальному заказу ЦРУ. Вот теперь и подумай. Чтобы такое оружие привезли в Москву, для этого должны были быть очень веские причины. Санкцию на это должны были дать на самом верху, а значит эти дохлые ребята явно не туристы.
Генка замолчал и стал ждать реакции на свои слова. Погруженный в раздумья Молохов формировал в голове название своей будущей потрясающей статьи.
Как только Бомж это понял, он молча сложил все фотографии и протянул Диме конверт.
— Флешка с оригиналами внутри. Мое имя не упоминай, — сказал он, — и вот еще что, — Бомж помолчал, собираясь с мыслями. — Вся эта история напоминает мне кучу дерьма, зарытую где-нибудь на огороде. Чем глубже копаешь, тем сильнее пачкаешься. Короче, мне тебя жаль.
— Ничего, Геночка, — слушая приятеля в полуха, Молохов набирал телефон редакции. — Я перчаточки одену, чтобы не очень испачкаться.
Молохов уже стоял у двери, когда Бомж вяло потянул его за полу куртки.
— Еще одно соображение, — Генка смотрел в сторону. — Если хвост тебе прижмет ФСБ, то это полбеды. Скорее всего, они и не обратят внимания на твой желтый боевой листок. На твоем месте я больше боялся бы другого.
— Ну чего еще, — Молохов нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— Как я уже сказал, убитые были профессионалами, причем судя по оружию элитными профессионалами… И кто-то их убил. Причем судя по тому, что мы с тобой успели смыться оттуда до приезда полиции, убили их очень быстро. Причем одному свернули шею, как котенку, как ты сам выразился, а другому выкололи глаза. Так вот…
Бомж прокашлялся и его темные глаза снова странно сверкнули.
— На твоем месте, — закончил он, — я бы больше боялся, что тебя найдет тот или те, кто это сделал.
— «Вечерний звон», пожалуйста.
Бабушка-киоскерша, уже собиравшаяся было повесить на дверь замок, недовольно оглянулась.
— Опомнился, вишь, — проворчала она, ведя взгляд от сапог, заляпанных грязью по плащу и до головы. — Ты бы еще раньше…
Он запнулась, разглядев огромные черные очки и высокий воротник спортивного костюма, закрывающий нижнюю часть лица. Она узнала своего странного соседа, о котором ходили слухи, что он вернулся из Чечни с изуродованным лицом. Судя по фигуре и походке, сосед был молод, но никогда его не видели на улице днем и даже ночью он прятал лицо самым тщательным образом. Поначалу соседи, естественно, проявили бдительность и организовали к этому жильцу визит участкового. После чего и поползли слухи о Чечне, так как никаких, что называется, последствий для нового соседа не было. Киоскерша же, как и все старухи ощутила привычную смесь из жалости и горестных раздумий. Она молча вытащила из-под руки экземпляр «Вечернего звона» и протянула его соседу.
— Возьми, сынок. А я себе другой достану.
Сосед молча наклонил голову.
«Только бы он не предложил денег. Господи, дай совершить доброе дело.»
Сосед развернулся и зашагал домой.
— Мой то и вовсе не вернулся, — прошептала бабушка, вертя в руках забытый замок. — А вот глядишь на таких и сомнение берет, что может оно и к лучшему, прости меня Господи. Для него к лучшему, понятно. Мне бы лишь вернулся, хоть какой…
Налетевший ветер унес окончание фразы в темноту.
А тем временем майор вошел в квартиру, пол которой устилал шуршащий ковер из газет. Он уже давно не складывал их в аккуратные стопочки. Терпение иссякало.