Кинув на стол «Вечерний звон», Скал расстегнул воротник костюма и отбросил в сторону очки.
— Последнее чтиво на сегодня, — сказал он, разворачивая газету. — Черт, еще немного и у меня от этой прессы глаза пожелтеют.
Он бросил мимолетный взгляд в зеркало и хищно оскалился.
— Очень стильно будет.
На первой же странице майор застопорился.
— Ну надо же, — Скал аккуратно перегнул газету пополам и всмотрелся в суровые черные буквы. — «Резня в клинике. Почему молчат государственные структуры? Десять убитых за одну ночь».
Скал почесал нос и негромко засмеялся.
— Д. Молох. Вот и ты, родной, — нараспев произнес он. — Похоже пора нам повидаться. Набьюсь в соавторы статьи, загребу кучу денег и это как минимум.
Внезапно он умолк. Глаза майора расширились, а на лбу выступили крупные капли пота.
— Вот черт, — запинаясь пробормотал он, вглядываясь в снимок мертвого Патрика. — А вот это уже сюрприз. Этого просто не может быть… Не может быть…
«Я сошел с ума.»
— Ты сошел с ума, — с легким шипением подтвердила темнота в глубине головы, — и это здорово, потому как в вашем чертовом мире только сумасшедшим хорошо.
— Нет! — крикнул Скал, вздрагивая от страха и ярости. — Всему можно найти объяснение. Если не сейчас, то потом. Потом…
Майор, отбросив в сторону лишние рассуждения, разорвал газету и бросил обрывки на пол. После этого несколько минут он тяжело дышал, приходя в себя.
— Ладно, — пропыхтел Скал, яростно растирая лицо ладонью. — Похоже предстоят траты, а с деньгами становится не просто туго, а очень туго.
Скал щелкнул зубами.
— Придется их где-нибудь раздобыть. А потом уже поломаем голову над тем фактом, почему это человек, у которого на моих глазах отрезали руку и ногу, на посмертной фотографии целехонек.
2
Воровство — основа существования на постсоветском пространстве. Те, кто гордо заявляют, что никогда в жизни не возьмут чужого, забывают, например, что их дом набит пиратскими фильмами, играми и музыкой, а в глазах цивилизованного мира — это воровство. Ну или по крайней мере соучастие.
Д. Молох ощущал то, что западные психологи называют «ощущением потока». Он полностью отключился от всего окружающего мира с его хорошо организованной молекулярной структурой. Теперь Дима витал в другой вселенной, которая состояла целиком из слов и и маленькой толики фантазии.
Пальцы проворно сновали над клавиатурой компьютера, поставленного в личном уголке Молохова, отгороженного от редакционного пространства с помощью двух длинных канцелярских столов. Мимо проходили люди, смеялись, громко разговаривали, а некоторые задавали вопросы. И те и другие, и третьи просто проходили мимо, поскольку для Димы Молохова сейчас существовала только его статья и то неописуемое состояние души, понятное только тем, кто хоть раз творил с помощью слов.
«Итак, молчат власти, молчит пресса. Почему? Мы будем искать ответ на этот вопрос.»
Дима поставил точку и с довольным видом закачался на стуле. Привычный мир снова возник вокруг вместе с ухмыляющимся Мамой, который созерцал Молохова с наслаждением кота, готовящегося принять очередной жирный кусок. Небывалый случай: Дима набирает текст на компьютере. Сам! Это означало только одно, очередной материал, это нечто из ряда вон.
— Скоро, скоро, — добродушно сказал Дима, взглянув на редактора. — Скоро ты получишь в свои лапы это прекрасное творение умного и главное скромного автора.
Потом будут звонки из солидных газет, которые захотят пригласить к себе на работу такого удачливого и проворного журналюгу, потом будут совсем другие заработки и совсем другая слава. Он больше наконец-то не увидит названия «Вечерний звон» кроме как в киоске и забудет вкус этой отвратной минералки.
После этой самой радужной мысли, Молохов наклонился к стоящему на низком столике принтеру и как раз в тот момент, когда его ухо находилось в максимальном приближении к телефону, проклятый аппарат оглушительно затрезвонил. Стиснув зубы и заткнув пальцем ухо, Дима вцепился в трубку и рявкнул в микрофон:
— Редакция!
— Слушай, Молох, — редактор хлопну по столу. — Еще раз будешь изображать из себя Кинг-Конга и пугать звонящих…
Дима поднял руку, призывая Маму к молчанию.
— Алло, — после некоторого молчания произнес неуверенный старческий голос, с какими-то странными режущими интонациями. — Мне нужен Д. Молох.