— Скалин. После того, как у него обгорело лицо, я же уже говорил, он слегка тронулся. Теперь он называет себя Скалом… Женя Скалин никогда бы не убил человека просто так, без очень веской причины.
— Но зачем ему это было нужно?
— Чтобы привязать меня к себе, — Эскулап запрокинул голову, возвращаясь, по-видимому, к старым размышлениям. — Останься Василий жив, я никогда бы не стал копать. Просто работал бы и работал дальше. А так…
— Но ведь ты врал, когда утверждал, будто остаешься с майором из-за боязни того, что в противном случае он тебя убьет, — сказал вдруг Дима. — Я плохой психолог, но тут ты врал, готов поклясться.
— Можешь дальше не продолжать, — махнул рукой Эскулап. — Да, я действительно не боюсь смерти. Хотя Скал и способен расправиться со мной.
Старик провел рукой по лбу. Пальцы его увлажнились.
— Я рассказывал, что, когда майор пришел ко мне и предложил отыскать убийц сына, я был в ярости и согласился, — медленно, взвешивая каждое слово заговорил Эскулап. — Это, правда. К тому времени я уже на 90 процентов был уверен, что это он убил Василия, но согласился работать с ним.
— Но зачем же?
— Из-за “Капеллы”, — просто сказал старик. — Один я не справлюсь с этим делом, а вместе с майором, может быть.
— Опять повторяю, зачем? Не “Капелла” убила… Василия. Месть здесь ни при чем.
— Она убила Илону Ленс. И если бы Васька не сочувствовал ей и не бросился помогать… Да нет, черт! Причина, конечно, не в этом…
Глаза Эскулапа загорелись.
— Большую часть своей жизни я разыскивал и изучал людей с экстрасенсорным потенциалом. Каждая капля необычности, как искра Божья. Я искал ее, сажал в почву, как семечко и выращивал всегда неожиданный и неизвестный плод. Это тяжелый труд, очень тяжелый, — Эскулап разлил вино по бокалам. — “Капелла” же словно обладает эликсиром роста. Возвращаясь к растительной аналогии, она может вырастить из семечка плод в считаные дни. Я хочу знать, как это делается.
— Зачем? Зачем тебе это нужно?
Эскулап немного помолчал, глядя в пространство расширившимися глазами. Ни один физиогномист, даже самый профессиональный, не смог бы сейчас угадать, о чем он думает.
— Затем, — еле слышно произнес старик наконец, — чтобы никто и никогда больше не мог превращать милую и добрую девочку Илону в то, что я видел там, у себя в клинике.
Эскулап усмехнулся.
— Вернее уже не у себя. Меня отправили на пенсию, знаешь ли. Это еще одна причина, хоть и не самая главная.
Глаза Эскулапа недобро блеснули.
Дима задумчиво повертел бокал в пальцах. Глядя на этого на первый взгляд безобидного старика, Молохов вдруг ощутил, как пропал аппетит. Правда только на мгновенье. Вино снова зашумело в голове. Сильнее чем прежде.
— Теперь я полностью доверился тебе, — начал Эскулап, но Молохов оборвал его.
— Не надо, Эскулап, не надо ничего говорить, — голос Димы уже несколько утратил трезвую твердость. — Ты знаешь, на чьей я стороне, поскольку знаешь чьим другом был Бомж.
Стоявшие в углу часы зашумели и начали хрипло отбивать время. Прозвенев один раз, они смолкли, словно устыдившись, что нарушили атмосферу красноречивого молчания.
— Сначала мы пили за надежду, — сказал Эскулап, прерывая затянувшуюся паузу. — За что выпьем сейчас?
Молохов сузил глаза, стараясь поймать ускользавшую мысль.
— Давай за нее же, — сказал он наконец. — Только я хочу немного раскрыть смысл. Раз уж мне суждено вместе с вами ввязаться во всю эту историю с “Капеллой”, то…
Лицо журналиста потемнело одновременно с завершением фразы.
— Выпьем за надежду на то, что заключение Бартока, просто ерунда.
6
Иной раз просто диву даешься, что кто-то из молодых и неглупых людей еще посвящает свою жизнь службе в полиции. И это сейчас, когда слово «мент», это, в лучшем случае смешно. Если бы общество делилось, как в стариной игре на воров и сыщиков, то судя по сформировавшемуся общественному мнению, на данный момент власть в стране явно принадлежит ворам.
Старинный приятель Димы Молохова Сергей был из той породы людей, которых принято называть чудиками. В свои 34 года, дослужившись в МУРе до звания капитана, Сергей Михайлович Боков продолжал верить в то, что вслед за преступлением обязательно должно следовать наказание. Правда теперь он верил в это в тайне. Скрывая от всех и в первую очередь от самого себя. Честолюбивый, непокорный и непоседливый студент юридического факультета, коренастый и накачанный, этакий мускулистый колобок, подгоняемый желанием достичь высот профессионализма в деле поимки преступников очень быстро разобрался в тонкостях продвижения по служебной лестнице. Его однокурсник, по всеобщему признанию “пробивной парень” и “человек, умеющий жить”, на одной из студенческих вечеринок подвел итог Серегиным размышлениям.