Мерцающий крест перечеркнул лицо. Дирижер резко опустил руки. Оркестр смолк. Наступила секундная пауза между затихающей музыкой и громом множества ладоней, ударяющихся друг о друга.
Глаза Немезиса встретились с глазами Маргариты, внезапно прозревшей как раз в тот момент, когда почти беззвучно хлопнул выстрел.
— Макс, — прошептала она, автоматически проделывая финальное па и чувствуя, как с легким хлопком что-то ударилось в грудь. Тут же перехватило дыхание и все исчезло.
— Браво, Марго, — прошептал убийца, — жаль, что феи не бессмертны.
Бесчувственное тело Маргариты плавно и красиво опустилось и замерло. Зал взорвался аплодисментами, приветствуя рождение новой звезды балета.
Когда человеку надоедает мыслить, самое лучшее, что он может сделать это поспать. Молохов устал от головоломок, которые обрушились на него без предупреждения, как это всегда с ними бывает в том случае, если автор хитроумных задач не вы, а кто-то, вам совершенно чужой. Каждый реагирует на стресс как может, что до Димы, то он вышел в прихожую, проверил, заперта ли дверь и рухнул на диван, стараясь устроиться на подушке поудобнее до того, как сон полностью выключит сознание.
Это ему не удалось.
Не успев как следует улечься, он провалился в совершенно черный мир без сновидений. Без пространства и времени. Лучшее место для уставшего. Молохов наслаждался блаженством покоя несколько часов. Уже стемнело за окном. Огромный рыжий кот, которого Боков почему-то назвал Туфель лениво и беззвучно спрыгнул со шкафа. Наступало его время. Время, когда можно было безнаказанно подпрыгнуть и повиснуть на ручке холодильника, потянуть ее вниз и проникнуть в ледяной рай.
Крадучись пробираясь по коридору, Туфель воровато покосился на вздрогнувшую входную дверь и на всякий случай уселся, проводя лапой по усам. Подозрительный шум прекратился. Туфель фыркнул и не колеблясь более ушел на кухню.
Дрожащие красные цифры электронных часов, заключенных в поцарапанный зеленый корпус, на секунду замерли и превратились в две двойки и два нуля. Одновременно с негромким пищанием маленького динамика оглушительно затрезвонил допотопный телефон, стоявший на полу возле дивана. Молохова подбросило вверх. Он сослепу пошарил в воздухе на уровне глаз, но потом вспомнил, где находится и опустил руку вниз.
— Слушаю.
— Ты что там дрыхнешь? — послышался голос Бокова, нервный и напряженный до отказа.
— А что, долго ждал?
— Вообще-то нет, но голос у тебя как у заядлого алкоголика. Такой бывает только у посетителей нарколога или у только что проснувшихся.
— Потрясен твоими способностями в области дедукции, — промямлил Молохов, поудобнее усаживаясь. — Чего звонишь?
— Я сегодня приеду или совсем поздно, или не приеду вовсе. Так что разговор наш откладывается на завтра.
— Подожди, но может хоть выскажешь свое отношение, чтоб мне времени не терять…
— Старик, это не телефонный разговор. Считай, что ты не один, это все, что я могу тебе сказать.
Дима поднял глаза к небу, чтобы прошептать нечто вроде благодарственной молитвы.
— А что там у тебя случилось? — спросил он, протирая левый глаз.
— Маргариту Славину убили, — нехотя произнес Сергей и что-то невнятно добавил в сторону. — Это ты все и так узнал бы завтра из газет. Большего пока не скажу. А вообще, я сегодня крупно облажался, надо было слушать интуицию.
— Славина? — Дима прислушался к гудкам отбоя и помахал трубкой в воздухе. — Где-то я слышал это имя…
— Это, балерина, — произнес Эскулап, появляясь из темноты. — Подававшая большие надежды, надо сказать. Кроме того, одноклассница моего сына. Я видел несколько ее выступлений. Вся беда в том, — продолжал старик, вынимая трубку из окоченевших пальцев Молохова и аккуратно опуская ее на рычаг, — что связалась она не с тем, с кем надо.
Он двумя пальцами вытянул из нагрудного кармана пиджака знаменитый мундштук. Появившаяся вслед за ним сигарета вскоре уже дымила, испуская приятный аромат дорогого табака.
— Все беды у современных девушек, да и вообще у людей, — наставительно сказал Эскулап, — сводятся, в сущности, к тому же самому.
Старик благодушно сцепил руки на животе. Струйка дыма поднималась вверх, немного затуманивая прищуренные глаза. Молохов постепенно оттаял и одновременно вдруг ощутил, как хаос спутанных мыслей, приведенный в порядок снов, медленно выстраивается в нечто четкое и логичное. Горло стиснуло.
— И что теперь? — откашлявшись спросил Дима. — Расстрел на месте или повесишь, как Генку?