Когда царица роз открыла взор
И на заре покинула шатер —
Все розы восхищенно расцвели,
Встречая пробуждение Лейли.
Но слезы на фиалковых глазах,
Как дождевые капли на цветах.
Прислужницы ступают вслед за ней
Жемчужины вкруг той, что всех ценней.
Они — тюрчанки, их точеный стан,
Как у прекрасных дев арабских стран.
Средь идолов, как ангел, шла она.
Не сглазить бы! Нежнее, чем весна!
С подругами встречая новый день,
Лейли вошла под лиственную сень.
Тюльпан ей кубок преподносит в дар.
Нарцисс медвяных дарит рос нектар,
Фиалки у нее берут урок,
Как завивать искусней лепесток.
Тень с кипарисом пери хочет слить.
Жасмины белизною удивить,
И, в благодарность, шелестящий сад
Ей, как харадж, вручает аромат.
Ни кипарис, ни пальмы, ни цветы —
Иная цель у юной красоты.
Ей надо уголок найти такой,
Чтоб поделиться с кем-нибудь тоской.
Быть может, соловей ее поймет.
Иль ветерок, что средь ветвей снует.
Он в цветнике, порхая там и здесь,
О том, кто вдалеке, прошепчет весть.
Уняв ее волненье и печаль.
Вновь легковейный унесется вдаль.
Туда свой шаг направила Лейли,
Где пальмы аравийские росли,
Казалось, что художник создавал
Резное совершенство опахал.
И высились они на зависть всем,
Движеньем указуя путь в Ирем.
Нет уголка чудесней этих мест!
Лейли пришла туда с толпой невест.
На зелени травы тотчас возник
Благоуханный розовый цветник.
И роза, видя прелесть юных дев,
От зависти склонилась, побледнев.
Там, где в росе омыла лик Лейли,
Казалось, кипарисы возросли.
Докучен для Лейли подружек смех,
Намного лучше ей покинуть всех.
Под движущейся тенью Навесной
Наедине мечтает быть с весной.
Как соловьиный стон невыразим,
Был плач ее о том, кто столь любим.
Так, убиваясь, плакала она,
Что сострадала ей сама весна.
«Любимый мой, где ты, в какой дали?
Мы на беду друг друга обрели.
О, благородный, стройный кипарис,
Приди ко мне, хоть раз один явись!
О, если б ты цветник мой посетил
И сердца жар дыханьем охладил!
Пусть к кипарису припадет платан
В счастливый день, что солнцем осиян.
Неужто ты разлуку превозмог
И посетить раздумал мой чертог?
Но все равно, пришли хотя б тайком
Мне весточку с попутным ветерком!»
Вдруг вдалеке, разборчиво едва,
Знакомые послышались слова.
Пел чей-то голос, будто для двоих,
Меджнуном сочиненный грустный стих:
«Меня добронравья лишает Лейли.
Надежда меня вдохновляет Лейли.
Меджнун утопает в кровавых волнах,
Спокойно на муки взирает Лейли.
Отверстые раны на сердце его,
Их солью, смеясь, посыпает Лейли,
Шагает по терниям жгучим Меджнун,
В шатре на шелках засыпает Лейли.
Он стонами грудь разрывает свою,
О играх беспечных мечтает Лейли.
Меджнун изнывает на знойном песке,
В весеннем саду пребывает Лейли.
Нуждою гонимый, он верит в любовь,
В чьи очи с улыбкой взирает Лейли?
Меджнуна разлука лишила ума,
Неужто блаженство вкушает Лейли?»
Лейли внимала. Капли жарких слез
Могли расплавить каменный утес.
Одна из бывших с нею стройных дев
Взирала на нее, оторопев.
И прияла, сколь тяжело двоим,
Разлуки гнет обоим нестерпим.
Лейли замкнулась, возвратясь домой,
Так в раковине жемчуг дорогой
Красу свою запрятать норовит
И тайну сокровенную хранит.
Но та, которой стал секрет знаком,
Все нашептала матери тайком.
«Ведь только мать вольна в беде помочь,
Отыщет средство и утешит дочь!»
И мать, узнав, исполнившись тоски,
Забилась птицей, пойманной в силки.
«Один безумен! — плакала она,—
Хмельна другая, словно от вина.
Как вразумить? Аллах, где сил мне взять?
Дочь я могу навеки потерять!»
Но поняла, что здесь помочь нельзя,
И горевала, молча боль снося.