Глядите, нить любви оборвалась,
Живой, горячей кровью запеклась!
В драконьей пасти сгинула луна,
Шипом, глядите, роза казнена!
Глядите, мир открыл ворота тьмы,
Он пожирает нас, и гибнем мы!
Глядите, славой здесь позор зовут,
Честь презирают и позором чтут!
Глядите, я у смерти на весах,
Крупицей невесомой лег мой прах!
Смотрели все, — я жизнь от смерти спас,
Глядите, погибаю я сейчас!
Глядите, люди, пери умерла,
И оглянитесь на свои дела!
В поступках ваших, гляньте, нет цены —
Дела господни вы свершить должны!
Глядите все, кого вы погребли,
Бог милосерд — уйду я вслед Лейли!
Она, глядите, к господу ушла,
Всем милостям господним нет числа!
Я задержался, не ушел вослед,
Глядите на меня — презренней нет!
Но день грядет, и, сжалившись, аллах
Соединит наш дух на небесах!»
* * *
Все горькие слова он исчерпал,
И сетовал, и плакал, и стенал.
Он о каменья бился головой,
Стал каждый камень красным, как живой.
И тернии, возросшие кругом,
От жарких вздохов вспыхнули огнем.
Не только камни, но и каждый след
Кроваво-красный обозначил цвет,
Тоскующий, от слез изнеможен,
С трудом огромным шаг направил он,
Неудержимо, как поток речной,
К могиле заповедной и родной.
И, руки распластав, на холм он лег,
Лобзая солнцем выжженный песок.
Бесплотный, словно тень и легкий прах,
На жизнь свою он сетовал в слезах.
И только звери рыскали кругом,
Печалуясь о друге дорогом,
Вплотную подойдя к тому холму,
Не подпуская никого к нему.
И люди, проходившие окрест,
С опаской избегали этих мест.
Не только люди, даже муравей
Страшился преступить заслон зверей.
Так, в смертных муках, без еды и сна
Стирал он в книге жизни письмена.
В юдоли скорби, в пагубе страстей
Перечеркнул листы он жизни всей.
Дня два иль три бедняк полуживой
Промыкался средь псов деревни той,
Кыблой могила стала для него,
Не замечал он больше ничего.
С могилы слезных глаз не отводил,
Вставал, кружился, чтоб упасть без сил.
Последняя страница прочтена
Той книги жизни, что нам всем дана.
Кончина Меджнуна у могилы Лейли
Пришла пора избраннику-певцу
Свое сказанье подвести к концу.
Тот слезный урожай был столь высок
Зерном соленым он наполнил ток.
И небо, запуская жернова,
Глотало слезы, их смолов сперва.
А тот, который слезы проливал,
Так исхудал, что тенью тени стал.
Вздох еле тлел на сомкнутых устах,
И день его померкнул и зачах.
Изнеможенный, встал он над холмом,
Там, где спала невеста вечным сном.
Его ладью кружила водоверть,
Неотвратимо надвигалась смерть.
В предсмертной отрешенности, своей,
Раздавленный судьбою муравей.
Воздев с укором длани в небеса,
Разжав ладони и закрыв глаза,
Сквозь слезы, испустив чуть слышный вздет,
Три бейта прочитать с трудом он мог:
«Тебя я заклинаю, о аллах,
Величьем сил в надзвездных небесах.
Молю, от мук меня освободи,
К возлюбленной невесте приведи.
Избавь от жизни тягостной земной,
Дорогой трудной в мир веди иной!»
Промолвив тихо головой склонясь,
Могильный холм обнял в последний раз.
«Любимая!» — раздался тяжкий стон,
И с жизнью навсегда расстался он.
Покинул перекресток тех дорог,
Откуда мы уйдем в недолгий срок.
Стезею той, велением творца,
В небытие уходят все сердца.
Нет ран таких, чтоб их глухую боль
Не растравляла слез пролитых соль.
Ты — охромевший мельничный ишак,
Стал желт с лица, источник сил иссяк,
Беги отсюда, если плоть жива, —
Все равнодушно смелят жернова.
Оставь сей дом, переступи порог,
Поторопись, грядет, бурля, поток!
Седлай верблюда, собирайся в путь,
Мост должен рухнуть, это не забудь!