Открой глаза, открой, смеясь, уста,
Мне без тебя вселенная пуста!»
Чтоб дать немного своего тепла,
Под мышку руки дочери брала, —
Но то, быть может, из объятий сна
Лейли тянула за руки она?
Откинув кудри от ее чела,
Показывала, как Лейли светла,
Как будто говоря: «Проходит ночь,
Родился день, пора проснуться, дочь!»
Поднимутся, быть может, вежды? Нет:
На пробуждение надежды нет!
И мать, воздев ладони к небесам,
Дав распуститься белым волосам,
Слезам кровавым вылиться из глаз, —
Ногтями в старое лицо впилась.
Как разрывает утро ворот свой,
Рассыпав искры света над землей,
Она, как ворот, грудь разорвала, —
И светом сердца озарилась мгла.
Взывала мать, рыдая: «Горе мне!»
Стонала мать седая: «Горе мне!
Мерещится спросонок это мне?
Проснись, мой верблюжонок! Горе мне!
Открой глаза: дай солнце нам опять,
Чтоб захотелось девушкам гулять,
Чтоб разбежались по саду цветы.
Все ждут они: пойдешь ли с ними ты?
Подруг нарядных много собралось!
Дай гиацинты мне своих волос,
Их локонами землю обовью,
Их запахами землю оболью!
Сокровищницу сладостной красы —
Твое лицо — украсят две косы:
Сплету я косы — будут две змеи
Оберегать сокровища твои.
Окрашу я глаза твои сурьмой,
Окрашу брови я твои басмой:
Глаза — мечи турецкие — должны
Упрятаться в зеленые ножны.
Твое лицо я нарумяню вновь:
Прибавлю я своих царапин кровь.
Я индиго на щеки положу, —
Зрачок дурного глаза поражу.
Я родинку поставлю на щеке,
Как семечко в петушьем гребешке.
И покрывала длинные твои
На волосы накину я твои:
Закрыта будет сторона одна,
Другая будет сторона видна.
Одену плечи в розовый наряд, —
О нем с восторгом все заговорят.
Ты с девушками племени пойдешь,
Как искушенье времени, пройдешь,
Всех освещая, обольщая всех,
Пустынников святых ввергая в грех!
Иди, — любимого найдешь в саду.
Меджнун вопит и стонет, как в аду,
В беспамятстве сейчас он упадет,
Но жизнь вернет безумцу твой приход.
Ты не придешь — он прибежит сюда,
Что я смогу сказать ему тогда?
Где слово я, в смущении, возьму?
Как буду я смотреть в глаза ему?
Не повергай в печаль друзей твоих!
Ужель тебе не жаль друзей двоих?
Ужель тебе не жаль двоих сердец?..»
Так плакала. А за стеной отец
О землю ударялся головой,
Метался, ворот разрывая свой.
Был весь народ в печали о Лейли.
Народ кричал и плакал: «Вай, вайли!»
* * *
Я буду о Меджнуне говорить:
О нем я не могу не говорить!
Меджнун лежал на кладбище глухом,
Там люди воскресения кругом,
Среди могил свою печаль влачил,
И был он чист, как жители могил.
Когда бессильной сделалась Лейли,
Он тоже лег, беспомощный, в пыли.
Когда любимой овладел недуг,
Любимый жертвой стал жестоких мук.
То в светлом вымысле, то в ясном сне,
Он был всегда с Лейли наедине.
О ней одной он слушал голоса:
То сердце чистое, то небеса
Весть о возлюбленной ему несли.
Когда старуха-смерть пришла к Лейли
И пери чашу выпила ее, —
Почувствовал безумец: острие
Безжалостное прокололо грудь,
И задрожало сердце, точно ртуть.
И голос неба зазвенел в ушах:
«О воинства скорбей великий шах!
В державе горя — повелитель ты,
Всех любящих сердец правитель ты,
Они тебе приносят рабства дань.
Не спи, герой страны страданья! Встань!
Осенний вихрь в твоем саду сейчас!
Подул самум — светильник твой погас!
Все то, что соловьиное в тебе.
Все то, что голубиное в тебе,
Все мотыльковое ты собери,
Скорее к поднебесью воспари:
Подруга путешествия — луна,
Но спутника все время ждет она,
Ты будешь путешествовать с луной,
Или придется ей уйти одной?»
Хотя, как паутинка, был он слаб,
И нитка задержать его могла б,
Но тигром с ложа прянул он, едва
Услышал эти вещие слова!
Как солнце, как небесная газель,
Он побежал, одну лишь видя цель:
Он видел дом Лейли в мечтах своих!
Держал он песню на устах своих, —
Не песнь рыданья, не страданья песнь,
А песнь свиданья, ожиданья песнь.
Сокровища души держал в руке,
Чтоб разбросать, как деньги, на песке.
Он прыгал — мнилось: молния зажглась,
Струится ливень радости из глаз.
Горя любовью, солнцем стал земным.
Бежали звери дикие за ним.
В груди Меджнуна страха не найти.
Он знал: никто не станет на пути.
Боялись люди твердости его,
Предсмертной светлой гордости его, —
Бежали некоторые скорей:
Боялись некоторые зверей…
И вот Меджнун достиг дверей Лейли.
Вот ждут его стада зверей вдали:
Стоят спокойно, а народ вокруг
Не чувствует от страха ног и рук…
Когда, решив покинуть этот свет,
Лейли давала матери завет,